Oryx and Crake

Джульетта не подавала заявления в контрразведку: она хотела вступить в какое-нибудь женское армейское подразделение – не столько из патриотизма, сколько оттого, что уже несколько месяцев после смерти матери крутилась, выживая, и очень устала. Но после объявления войны ее вызвали на собеседование; повестка была на правительственном бланке, и Джульетта поняла, что спорить не приходится.
Она явилась вся красная и потная – ее автобус сломался прямо на Пиккадилли-Серкус, и всю дорогу до неприметной конторы, расположенной в еще более неприметном здании на Пэлл-Мэлл, ей пришлось бежать. Чтобы попасть ко входу, нужно было пройти насквозь другое здание. Джульетта подумала, что, может быть, это своего рода проверка способностей. Медная табличка на двери гласила «Паспортное отделение», но за ней не оказалось ни сотрудников, выдающих паспорта, ни посетителей, желающих их получить.
Джульетта не расслышала фамилии человека, который вел собеседование (Мортон?). Он небрежно откинулся на стуле, словно ожидая, что она сейчас будет его развлекать. Он сказал, что обычно не собеседует соискателей работы, но мисс Диккер сегодня больна. Джульетта понятия не имела, кто такая мисс Диккер.
– Джульетта? – задумчиво произнес он. – Это как в «Ромео и Джульетте»? Очень романтично.
Он засмеялся, словно то была шутка, понятная только им двоим.
– Кажется, это на самом деле трагедия, сэр.
– А что, есть разница?
Он был не старый, но молодым тоже не выглядел (а может, никогда и не был). Он производил впечатление эстета. Худой, какой-то удлиненный, как журавль или цапля. Его, кажется, смешили почти все слова Джульетты, и почти все собственные реплики тоже. Он потянулся за трубкой, лежащей у него на столе, и принялся набивать и раскуривать ее, не торопясь – втягивая воздух, утрамбовывая табак, посасывая и исполняя все прочие загадочные ритуалы, по-видимому, обязательные при правильном курении трубки. Наконец он произнес:
– Расскажите о своем отце.
– Об отце?
– Об отце.
– Он умер.
Повисла пауза, и Джульетта поняла, что должна ее заполнить.
– Его похоронили в море, – сообщила она.
– Правда? Он был военным моряком?
– Нет, торгового флота.
– А, – он едва заметно приподнял бровь.
Джульетте не понравилась эта снисходительная бровь, и она решила даровать своему неизвестному отцу повышение в чине:
– Он был офицером.
( Read more... )

Ура, осенью обещают новый роман Кейт Аткинсон! По аннотации, как всегда, ничего не понять, но я верю в нашу Кейт.

Transcription, a bravura novel of extraordinary power and substance, will be published in Doubleday hardcover in September 2018.
Juliet Armstrong is recruited as a young woman by an obscure wartime department of the secret service. In the aftermath of war she joins the BBC, where her life begins to unravel, and she finally has to come to terms with the consequences of idealism.

…Ватсон Грант.
– Доктор Ватсон, я полагаю[1], – профессор Казинс расплылся в улыбке, словно чрезвычайно удачно пошутил.
Ватсон Грант был одним из заведомо безнадежных претендентов на трон руководителя кафедры. Его специальностью была «шотландская культура» – странный, старомодный предмет из страны пасторалей и белого вереска, ручейков, холмов и поросших травой склонов, где пригожие селяне пляшут стратспеи и рилы, а Мойра Андерсон и Кеннет Маккеллар поют дуэтом, аккомпанируя им. Такую Шотландию Марта Соуэлл оценила бы.
Грант Ватсон всегда ходил в пиджаках из гаррис-твида. Родом он был из какого-то далекого места, название которого то ли начиналось на «Инвер-», то ли кончалось на «-несс».( Read more... )

Вот написала рецензию для Фантлаба. Книга должна выйти в "Азбуке" в сентябре, тьфу-тьфу-тьфу.

На продуваемом всеми ветрами острове у берегов Шотландии, Эффи и ее мать (а может быть, и не мать) Нора укрываются от непогоды в большом обветшалом доме своих предков и рассказывают друг другу истории. Нора, впрочем, никак не дойдет до того, что Эффи действительно хочет узнать - например, кто ее настоящий отец. Эффи же сплетает историю о своей жизни в университете. Она живет с Бобом, тоже студентом, который никогда не ходит на лекции и вообще редко встает с дивана. Для него клингоны так же реальны, как испанцы и немцы. Здесь вам начнет казаться, что это - дамский роман про студентку, которая никак не может найти Настоящую Любовь. Умоляю, не бросайте книгу.

Впервые на русском — дебютный роман прославленной Кейт Аткинсон, который сразу получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя «Прощальный вздох мавра» Салмана Рушди.

Когда Руби Леннокс появилась на свет, отец ее сидел в пивной «Гончая и заяц», рассказывая женщине в изумрудно-зеленом платье, что не женат. Теперь Руби живет в тени йоркского собора, в квартирке над родительским зоомагазином, и пытается разобраться в запутанной истории четырех поколений своей семьи. Куда пропала прабабушка Алиса после того, как ее сфотографировал заезжий французский фотограф мсье Арман? Почему в пять лет Руби, ничего ей не объяснив, отправили жить к тете, и явно не на каникулы? Отыскивая дорогу в лабиринте рождений и смертей, тайн и обманов, девочка твердит себе: «Меня зовут Руби. Я драгоценный рубин. Я капля крови. Я Руби Леннокс».

Переводила я, редактировала, как всегда, sichan

Читать ознакомительные отрывки в моем журнале: Кейт Аткинсон

С небольшими купюрами - по просьбам трудящихся убраны спойлеры.
Здесь - рецензия на книжку.
Здесь - предыдущий кусок книжки.

( После войны Лилиан взяли обратно на фабрику Роунтри... )

Лилиан хотелось забыть об осторожности и полностью положиться на случай, так что она разорвала лист писчей бумаги на аккуратные квадратики, написала все варианты, которые пришли ей в голову – «Новая Зеландия, Австралия, Южная Африка, Родезия, Канада» - и положила в свою лучшую шляпку, темно-синий соломенный ток с белой шелковой камелией. Закрыла глаза и вынула свое будущее. Так и вышло, что в прохладный осенний день она отплыла из Ливерпуля в Монреаль на «Миннедозе», корабле Канадско-Тихоокеанской трансатлантической линии. Лилиан в той самой шляпке высоко подняла Эдмунда, чтобы он мог попрощаться со страной, где родился. Снизу, с причала, им махали Фрэнк и Нелл – очень старательно, преувеличенно размашистыми движениями, чтобы Лилиан видела. Фрэнк махал одной рукой, а другой поднимал повыше Клиффорда, чтобы тот тоже попрощался с единственным двоюродным братом. Эдмунд извивался и ерзал от восторга – так ему нравились разноцветный серпантин, играющий духовой оркестр и общее ощущение, что происходит что-то очень важное. Нелл все испортила слезами: с нижней палубы Лилиан отчетливо видела, как сестра горько рыдает. У Лилиан чуть не разбилось сердце, и она пожалела, что не уехала молча, просто оставив записку. Может быть, если бы Нелли не охладела так, Лилиан не уехала бы вообще. Когда корабль заскользил прочь от причала, Лилиан спрятала мокрое лицо в шейку ребенка.

Лилиан прожила два года в Монреале, во французском районе, в комнатке над булочной-пекарней. Работала она в той же булочной, на кроткого толстяка по имени Антуан – он с первой же недели после ее приезда умолял ее выйти за него замуж. Лилиан нравилось дружелюбие жителей квартала, ей забавно было слушать, как Эдмунд болтает с приятелями, словно заправский француз, и она обожала запах пекущегося хлеба, что будил ее по утрам, поднимаясь с первого этажа, от печей, у которых потел Антуан. Но в конце концов она решила, что обидно было бы ехать так далеко ради всего лишь одной комнатушки, и еще начала уставать от брачных предложений пекаря и боялась, что скажет «да». Тому, кто уже один раз оставил все позади, очень легко снова сорваться с места, и вот в один прекрасный день Лилиан уложила сундучок и купила себе и Эдмунду билеты на поезд Канадско-Тихоокеанской железной дороги. Когда она покупала билеты, кассир спросил ее:

- Куда вы желаете, мадам?

Она не знала, что сказать - ей как-то не пришло в голову обдумать этот вопрос. Так что она пожала плечами:

- До конца, пожалуйста.

Провинция Онтарио катилась под колеса поезда бесконечными милями воды и деревьев – казалось, весь континент состоит исключительно из воды и деревьев. Но как только Лилиан сказала Эдмунду: «Я и не знала, что на всем свете столько деревьев», они стали редеть, а вода – иссякать, и очень скоро начались прерии. Огромный океан пшеничных полей тянулся даже дольше, чем вода и деревья Онтарио. Ночью, когда поезд пересекал границу между провинциями, покидая Саскачеван и въезжая в Альберту, Лилиан сидела в вагоне обозрения, смотрела на луну, которая огромным желтым фонарем висела над бескрайними прериями, и думала о доме на Лоутер-стрит. Все время, пока Лилиан жила в Монреале, ей казалось, что ее может притянуть обратно в Англию, но сейчас, уезжая все дальше от восточного побережья, она поняла, что не вернется никогда – ни в Монреаль, ни в Англию, ни, самое главное, на Лоутер-стрит, и почувствовала себя такой виноватой, что решила с утра первым делом написать Нелл, потому что все это время не подавала вестей. Но, написав «Дорогая Нелл! Как ты поживаешь?», Лилиан намертво застряла и в конце концов бросила эти потуги – как раз когда поезд проезжал через Калгари и в окне вдруг цветной открыткой возник покрытый белой пеной зеленый поток талой ледниковой воды. И тут начались горы.

В Банффе им пришлось сойти с поезда, потому что Лилиан больше не могла просто смотреть на Скалистые горы и не вдохнуть их, не попробовать на вкус. Прямо там, на перроне станции в Банффе, она широко распахнула руки и закружилась – все кругом и кругом, хохоча во всю глотку, пока Эдмунд не испугался, что она упадет на рельсы.

Они прожили в Банффе, в маленьком дешевом пансионе, целую неделю; ходили в походы у подножия Серной горы и заплатили одному человеку, чтобы свозил их в двуколке на озеро Луиза. Там они смотрели на ледник и гуляли вокруг озера с удивительной зеленой водой, и Лилиан, наверно, осталась бы в Банффе навсегда, но все-таки они снова сели на поезд, потому что вдруг там, в самом конце, окажется что-то еще лучше?

( В Ванкувере Лилиан устроилась работать на почту... )