Как оказалось, их желание рассказать об аде – только разновидность желания расширить ад
Льюис все-таки велик.
Кто не читал - http://lib.rus.ec/b/70416
Корнишская трилогия, книга 1
- Парлабейн вернулся.
- Что?
- Вы не слыхали? Парлабейн вернулся.
- О Боже!
Я спешила по длинному коридору сквозь болтовню студентов и сплетни преподавателей, и вновь услышала то же в разговоре двух сотрудников колледжа.
- Вы, наверно, не знаете про Парлабейна?
- Нет. Что я должен знать?
- Он вернулся.
- Сюда?
- Ну да. В колледж.
- Не насовсем, я надеюсь?
- Кто знает? С Парлабейном никогда не скажешь.
То, что нужно. Мне будет что сказать Холлиеру, когда мы встретимся после почти четырехмесячной разлуки. В нашу последнюю встречу он стал моим любовником – во всяком случае, мне лестно было так думать. Несомненно, он стал предметом моей мучительной любви. Все летние каникулы я не находила себе места, маялась и надеялась на открытку из Европы, из неведомых краев, где скитался Холлиер. Но он не из тех, кто посылает открытки. И не из тех, кто много говорит про свои чувства. Но и у него бывают приливы чувств; и он порой им поддается. В тот день, в начале мая, когда он рассказал мне о своем последнем открытии, а я – охваченная жаждой служить ему, завоевать его благодарность, и, может быть даже любовь – совершила непростительное и выдала ему тайну бомари, он, кажется, взмыл на крыльях чувства, и именно тогда заключил меня в объятия, уложил на этот ужасный диван у себя в кабинете и взял меня в неразберихе одежды, скрипе пружин и страхе, что нас кто-нибудь застанет.
( На этом мы расстались... )Корнишская трилогия, книга 1
- Парлабейн вернулся.
- Что?
- Вы не слыхали? Парлабейн вернулся.
- О Боже!
Я спешила по длинному коридору сквозь болтовню студентов и сплетни преподавателей, и вновь услышала то же в разговоре двух сотрудников колледжа.
- Вы, наверно, не знаете про Парлабейна?
- Нет. Что я должен знать?
- Он вернулся.
- Сюда?
- Ну да. В колледж.
- Не насовсем, я надеюсь?
- Кто знает? С Парлабейном никогда не скажешь.
То, что нужно. Мне будет что сказать Холлиеру, когда мы встретимся после почти четырехмесячной разлуки. В нашу последнюю встречу он стал моим любовником – во всяком случае, мне лестно было так думать. Несомненно, он стал предметом моей мучительной любви. Все летние каникулы я не находила себе места, маялась и надеялась на открытку из Европы, из неведомых краев, где скитался Холлиер. Но он не из тех, кто посылает открытки. И не из тех, кто много говорит про свои чувства. Но и у него бывают приливы чувств; и он порой им поддается. В тот день, в начале мая, когда он рассказал мне о своем последнем открытии, а я – охваченная жаждой служить ему, завоевать его благодарность, и, может быть даже любовь – совершила непростительное и выдала ему тайну бомари, он, кажется, взмыл на крыльях чувства, и именно тогда заключил меня в объятия, уложил на этот ужасный диван у себя в кабинете и взял меня в неразберихе одежды, скрипе пружин и страхе, что нас кто-нибудь застанет.
( На этом мы расстались... )