Вот прикупила себе новую лекцию

"В мировой литературе есть два гениальных текста про то, как невинные молодые люди сходят с ума на романтическом общении с летающими сущностями," - гласит рецензия. На обложке диска красуется сам Быков, похожий определенно на Карлсона, но чем-то неуловимым также и на демона.

Лекция «Лермонтов. Демон и Карлсон» (читает Дмитрий Быков) – Дмитрий Быков, слушать онлайн, купить и скачать аудиокнигу в MP3 и M4B – ЛитРес

P.S. Если зайти по этой ссылке, можно получить скидку 20% на весь ассортимент литреса!

Очень понравилось

Originally posted by nomen_nescio at Любавичский Ребе говорил
Хасидское изречение гласит: «Нужно слушать, что рассказывают ханукальные свечи». Если присмотреться к свету свечей, можно увидеть несколько вещей:
• Немного света разгоняет плотную тьму.
• Свет не борется с тьмой. Как только появляется свет, тьма исчезает сама собой.
• Различие между освещённой комнатой и тёмной комнатой – не в том, что находится в ней. В комнате может быть всё лучшее в мире, но пока оно не освещено, в нём нет смысла.
• Каждый вечер мы зажигаем больше свечей, чем в предыдущие дни: то, что было достаточно вчера, годилось для вчера, а сегодня требуется больше.

Книжный флэшмоб - дни 10 и 11

10. Последняя покупка - здесь.

11. Рождественская классика. Поскольку по ряду причин Рождество для меня праздник никак не российский, а исключительно англо-канадский, процитирую, пожалуй, "Детскую книгу", каковая есть подлинная энциклопедия британской жизни.

"В понедельник, 23 декабря, в «Жабью просеку» примчалось, взбежав по склону холма, все семейство Татариновых. Они размахивали телеграммой. Уэллвуды собрались в зале, уже украшенном к Рождеству зелеными ветвями остролиста и омелой. «Степняк погиб», – сказал Татаринов. Хамфри представились взрывы и предательские удары кинжалом. Татаринов плакал. Степняк действительно умер не своей смертью – может быть, случайной, а может быть, и нет. Он вышел на железнодорожные пути недалеко от своего дома, в Бедфорд-парке, и его переехал поезд, так что смерть была более или менее мгновенной. Поезд был местный и шел по одноколейке. Машинист свистел и тормозил, тормозил и свистел, но все напрасно. Трудно понять, говорил Татаринов, эмоционально размахивая руками и вытирая лицо, почему Степняк не ушел с путей. Может быть, у него застряла нога. Может быть, он не вынес тяжести горестей: своих личных и всего мира и решил окончить свою жизнь. Таких людей больше нет и не будет, говорил Василий Татаринов, пока семейство Уэллвудов распоряжалось насчет чая и пыталось помочь анархисту прийти в себя. Не будет, согласился Хамфри, мечтая, чтобы татариновские дети наконец перестали выть, а миссис Татаринов перестала так явно задыхаться от распирающих ее чувств.
(...)
Степняка хоронили 28 декабря. Между тем успело прийти Рождество, Уэллвуды поставили елку, украшенную шарами, сияющую свечками, и попели хором – «Благая весть», «Ночь тиха». Съели двух жареных гусей и рождественский пудинг, круглый, окутанный простынями зловеще-синего пламени – словно пленный болотный огонек, подумала Олив и тут же сочинила сюжет про огненного бесенка, которого заставили работать в кухне загородного дома, а он перевернул ее вверх дном. После Рождества, перед неминуемо надвигающимися родами, детей постарше отправили встречать новый год к старшим Уэллвудам, на Портман-сквер. Хамфри отвез детей в Лондон, доставил по адресу и присоединился к похоронной процессии Степняка, медленно двигавшейся от Бедфорд-парка к вокзалу Ватерлоо, откуда гроб должны были доставить в Уокингский крематорий.
С неба без устали моросила типично лондонская мутная дрянь. Гроб был усыпан сплошным слоем ослепительно ярких цветов и перевязан красными лентами. За гробом шли радикалы и революционеры со всех концов Европы. На вокзале Ватерлоо собрались сотни людей. Звучали речи на немецком, итальянском, французском, польском, идише. Толпа стояла больше часа, слушая лидеров социалистического и анархического движений – Кейра Харди, Эдуарда Бернштейна, Малатесту, князя Кропоткина и Джона Бернса, рабочего, профсоюзного деятеля, фабианца и члена парламента от радикальной партии по округу Баттерси, организатора всего этого мероприятия. Элеонора Маркс говорила как всегда – страстно и ясно; она сказала, что Степняк любил женщин, и женщины будут по нему скорбеть. Уильям Моррис, толстяк с одышкой, произнес речь от лица английских социалистов и заклеймил гнет царского режима. Это была последняя речь Морриса на собрании под открытым небом. Хамфри Уэллвуд отправился вместе с прочими скорбящими в Уокингский крематорий и скромно сел в заднем ряду, наблюдая с почти техническим любопытством, как гроб проходит через раздвижные дверцы в пламя. Позже Хамфри написал трогательную статью в журнал об этих похоронах, описывая международную скорбь и солидарность, общую растерянность, чувство утраты, роднившее молчаливую мокрую толпу, терпеливо ждущую на перроне, и безутешно рыдающих людей у печи крематория."