Что-то общее есть

Allen Ginsberg A Supermarket in California What thoughts I have of you tonight, Walt Whitman, for I walked down the sidestreets under the trees with a headache self-conscious looking at the full moon. In my hungry fatigue, and shopping for images, I went into the neon fruit supermarket, dreaming of your enumerations! What peaches and what penumbras! Whole families shopping at night! Aisles full of husbands! Wives in the avocados, babies in the tomatoes!--and you, Garcia Lorca, what were you doing down by the watermelons? I saw you, Walt Whitman, childless, lonely old grubber, poking among the meats in the refrigerator and eyeing the grocery boys. I heard you asking questions of each: Who killed the pork chops? What price bananas? Are you my Angel? I wandered in and out of the brilliant stacks of cans following you, and followed in my imagination by the store detective. We strode down the open corridors together in our solitary fancy tasting artichokes, possessing every frozen delicacy, and never passing the cashier. Where are we going, Walt Whitman? The doors close in an hour. Which way does your beard point tonight? (I touch your book and dream of our odyssey in the supermarket and feel absurd.) Will we walk all night through solitary streets? The trees add shade to shade, lights out in the houses, we'll both be lonely. Will we stroll dreaming of the lost America of love past blue automobiles in driveways, home to our silent cottage? Ah, dear father, graybeard, lonely old courage-teacher, what America did you have when Charon quit poling his ferry and you got out on a smoking bank and stood watching the boat disappear on the black waters of Lethe? Berkeley, 1955

Эдуард Багрицкий НОЧЬ Уже окончился день, и ночь Надвигается из-за крыш... Сапожник откладывает башмак, Вколотив последний гвоздь. Неизвестные пьяницы в пивных Проклинают, поют, хрипят, Склерозными раками, желчью пивной Заканчивая день... Торговец, расталкивая жену, Окунается в душный пух, Свой символ веры - ночной горшок Задвигая под кровать... Москва встречает десятый час Перезваниванием проводов, Свиданьями кошек за трубой, Началом ночной возни... И вот, надвинув кепи на лоб И фотогеничный рот Дырявым шарфом обмотав, Идет на промысел вор... И, ундервудов траурный марш Покинув до утра, Конфетные барышни спешат Встречать героев кино. Антенны подрагивают в ночи От холода чуждых слов; На циферблате десятый час Отмечен косым углом... Над столом вождя - телефон иссяк, И зеленое сукно, Как болото, всасывает в себя Пресспапье и карандаши... И только мне десятый час Ничего не приносит в дар: Ни чая, пахнущего женой, Ни пачки папирос. И только мне в десятом часу Не назначено нигде - Во тьме подворотни, под фонарем - Заслышать милый каблук... А сон обволакивает лицо Оренбургским густым платком; А ночь насыпает в мои глаза Голубиных созвездии пух. И прямо из прорвы плывет, плывет Витрин воспаленный строй: Чудовищной пищей пылает ночь, Стеклянной наледью блюд... Там всходит огромная ветчина, Пунцовая, как закат, И перистым облаком влажный жир Ее обволок вокруг. Там яблок румяные кулаки Вылазят вон из корзин; Там ядра апельсинов полны Взрывчатой кислотой. Там рыб чешуйчатые мечи Пылают: "Не заплати! Мы голову - прочь, мы руки - долой! И кинем голодным псам!" Там круглые торты стоят Москвой В кремлях леденцов и слив; Там тысячу тысяч пирожков, Румяных, как детский сад, Осыпала сахарная пурга, Истыкал цукатный дождь... А в дверь ненароком: стоит атлет Средь сине-багровых туш! Погибшая кровь быков и телят Цветет на его щеках... Он вытянет руку - весы не в лад Качнутся под тягой гирь, И нож, разрезающий сала пласт, Летит павлиньим пером. И пылкие буквы "МСПО" Расцветают сами собой Над этой оголтелой жратвой (Рычи, желудочный сок!)... И голод сжимает скулы мои, И зудом поет в зубах, И мыльною мышью по горлу вниз Падает в пищевод... И я содрогаюсь от скрипа когтей, От мышьей возни хвоста, От медного запаха слюны, Заливающего гортань... И в мире остались - одни, одни, Одни, как поход планет, Ворота и обручи медных букв, Начищенные огнем! Четыре буквы: "МСПО", Четыре куска огня: Это - Мир Страстей, Полыхай Огнем! Это- Музыка Сфер, Пари Откровением новым! Это - Мечта, Сладострастье, Покои, Обман! И на что мне язык, умевший слова Ощущать, как плодовый сок? И на что мне глаза, которым дано Удивляться каждой звезде? И на что мне божественный слух совы, Различающий крови звон? И на что мне сердце, стучащее в лад Шагам и стихам моим?! Лишь поет нищета у моих дверей, Лишь в печурке юлит огонь, Лишь иссякла свеча, и луна плывет В замерзающем стекле... 1926

Что-то общее есть

Allen Ginsberg A Supermarket in California What thoughts I have of you tonight, Walt Whitman, for I walked down the sidestreets under the trees with a headache self-conscious looking at the full moon. In my hungry fatigue, and shopping for images, I went into the neon fruit supermarket, dreaming of your enumerations! What peaches and what penumbras! Whole families shopping at night! Aisles full of husbands! Wives in the avocados, babies in the tomatoes!--and you, Garcia Lorca, what were you doing down by the watermelons? I saw you, Walt Whitman, childless, lonely old grubber, poking among the meats in the refrigerator and eyeing the grocery boys. I heard you asking questions of each: Who killed the pork chops? What price bananas? Are you my Angel? I wandered in and out of the brilliant stacks of cans following you, and followed in my imagination by the store detective. We strode down the open corridors together in our solitary fancy tasting artichokes, possessing every frozen delicacy, and never passing the cashier. Where are we going, Walt Whitman? The doors close in an hour. Which way does your beard point tonight? (I touch your book and dream of our odyssey in the supermarket and feel absurd.) Will we walk all night through solitary streets? The trees add shade to shade, lights out in the houses, we'll both be lonely. Will we stroll dreaming of the lost America of love past blue automobiles in driveways, home to our silent cottage? Ah, dear father, graybeard, lonely old courage-teacher, what America did you have when Charon quit poling his ferry and you got out on a smoking bank and stood watching the boat disappear on the black waters of Lethe? Berkeley, 1955

Эдуард Багрицкий НОЧЬ Уже окончился день, и ночь Надвигается из-за крыш... Сапожник откладывает башмак, Вколотив последний гвоздь. Неизвестные пьяницы в пивных Проклинают, поют, хрипят, Склерозными раками, желчью пивной Заканчивая день... Торговец, расталкивая жену, Окунается в душный пух, Свой символ веры - ночной горшок Задвигая под кровать... Москва встречает десятый час Перезваниванием проводов, Свиданьями кошек за трубой, Началом ночной возни... И вот, надвинув кепи на лоб И фотогеничный рот Дырявым шарфом обмотав, Идет на промысел вор... И, ундервудов траурный марш Покинув до утра, Конфетные барышни спешат Встречать героев кино. Антенны подрагивают в ночи От холода чуждых слов; На циферблате десятый час Отмечен косым углом... Над столом вождя - телефон иссяк, И зеленое сукно, Как болото, всасывает в себя Пресспапье и карандаши... И только мне десятый час Ничего не приносит в дар: Ни чая, пахнущего женой, Ни пачки папирос. И только мне в десятом часу Не назначено нигде - Во тьме подворотни, под фонарем - Заслышать милый каблук... А сон обволакивает лицо Оренбургским густым платком; А ночь насыпает в мои глаза Голубиных созвездии пух. И прямо из прорвы плывет, плывет Витрин воспаленный строй: Чудовищной пищей пылает ночь, Стеклянной наледью блюд... Там всходит огромная ветчина, Пунцовая, как закат, И перистым облаком влажный жир Ее обволок вокруг. Там яблок румяные кулаки Вылазят вон из корзин; Там ядра апельсинов полны Взрывчатой кислотой. Там рыб чешуйчатые мечи Пылают: "Не заплати! Мы голову - прочь, мы руки - долой! И кинем голодным псам!" Там круглые торты стоят Москвой В кремлях леденцов и слив; Там тысячу тысяч пирожков, Румяных, как детский сад, Осыпала сахарная пурга, Истыкал цукатный дождь... А в дверь ненароком: стоит атлет Средь сине-багровых туш! Погибшая кровь быков и телят Цветет на его щеках... Он вытянет руку - весы не в лад Качнутся под тягой гирь, И нож, разрезающий сала пласт, Летит павлиньим пером. И пылкие буквы "МСПО" Расцветают сами собой Над этой оголтелой жратвой (Рычи, желудочный сок!)... И голод сжимает скулы мои, И зудом поет в зубах, И мыльною мышью по горлу вниз Падает в пищевод... И я содрогаюсь от скрипа когтей, От мышьей возни хвоста, От медного запаха слюны, Заливающего гортань... И в мире остались - одни, одни, Одни, как поход планет, Ворота и обручи медных букв, Начищенные огнем! Четыре буквы: "МСПО", Четыре куска огня: Это - Мир Страстей, Полыхай Огнем! Это- Музыка Сфер, Пари Откровением новым! Это - Мечта, Сладострастье, Покои, Обман! И на что мне язык, умевший слова Ощущать, как плодовый сок? И на что мне глаза, которым дано Удивляться каждой звезде? И на что мне божественный слух совы, Различающий крови звон? И на что мне сердце, стучащее в лад Шагам и стихам моим?! Лишь поет нищета у моих дверей, Лишь в печурке юлит огонь, Лишь иссякла свеча, и луна плывет В замерзающем стекле... 1926

Из сети

- Учитель, как мне очистить свою карму, выйти из колеса перерождений и увидеть мир без покрова иллюзий?
- Отправляйся в Тибет, поднимись на гору Кайлас, найди цепочку пещер, отсчитай третью к югу от храма, войди в нее, второй проход направо от большого сталактита. Встань посредине и громко скажи: "Настройки!" Отключить историю запросов, модификацию результатов, удалить профили. На стене появятся непонятные огненные письмена. Скажи: "Да". Всё.

Из сети

- Учитель, как мне очистить свою карму, выйти из колеса перерождений и увидеть мир без покрова иллюзий?
- Отправляйся в Тибет, поднимись на гору Кайлас, найди цепочку пещер, отсчитай третью к югу от храма, войди в нее, второй проход направо от большого сталактита. Встань посредине и громко скажи: "Настройки!" Отключить историю запросов, модификацию результатов, удалить профили. На стене появятся непонятные огненные письмена. Скажи: "Да". Всё.