post

Originally posted by vespro at postТак повеселее, чем просто черненький...
Завтра детям понесу.



А вообще, ребята, я сильно отравилась. Оказалось, мой организм не держит в себе ненависти. Физиологически.

После сегодняшней ночи я внезапно очень ясно ОЩУТИЛА то, что довольно давно понимала: эти твари питаются не хлебом, яблоками и печеньем. Они жрут НЕНАВИСТЬ.

То, от чего меня рвет (простите за физиологизм) - для них все равно, что кровь для вампира. У них сейчас пир. Обжираловка.

Я больше не хочу ненавидеть. Я физиологически не могу.

Поэтому я заплетающимся языком второй час заставляю себя выговаривать: Господи, помилуй моего президента Владимира Владимировича Путина, и пошли ему ВНЕЗАПНОГО И ПОЛНОГО ДУШЕВНОГО ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ.
ПОЛНОГО И ВНЕЗАПНОГО. ПОЛНОГО И ВНЕЗАПНОГО.

Комментарии я отключу, пожалуй.
Хватит с меня предыдущего "острополитического" поста.

Стихов

...Тогда, растворив в зеркалах рассвет,

Весь в молниях и звонках,

Пылая лаковой желтизной,

Ко мне подлетел трамвай.

Револьвер вынут из кобуры,

Школяр обойму вложил.

Из-за угла, где навес кафе,

Эрцгерцог едет домой.

Печальные дети, что знали мы,

Когда у больших столов

Врачи, постучав по впалой груди,

«Годен!» — кричали нам…

Печальные дети, что знали мы,

Когда прошагав весь день

В портянках, потных до черноты,

Мы падали на матрац.

Дремота и та избегала нас.

Уже ни свет ни заря

Врывалась казарменная труба

В отроческий покой.

Не досыпая, не долюбя,

Молодость наша шла.

Я спутника своего искал:

Быть может, он скажет мне,

О чем мечтать и в кого стрелять,

Что думать и говорить?

И вот неожиданно у ларька

Я повстречал его.

Он выпрямился… Военный френч

Как панцирь сидел на нем,

Плечи, которые тяжесть звезд

Упрямо сгибала вниз,

Чиновничий украшал погон;

И лоб, на который пал

Недавно предсмертный огонь планет,

Чистейший и грубый лоб,

Истыкан был тысячами угрей

И жилами рассечен.

О, где же твой блеск, последняя ночь,

И свист твоего дрозда!

Лужайка — да посредине сапог

У пушечной колеи.

Консервная банка раздроблена

Прикладом. Зеленый суп

Сочится из дырки. Бродячий пес

Облизывает траву.

Деревни скончались.

Потоптан хлеб.

И вечером — прямо в пыль

Планеты стекают в крови густой

Да смутно трубит горнист.

Дымятся костры у больших дорог.

Солдаты колотят вшей.

Над Францией дым.

Над Пруссией вихрь.

И над Россией туман.

Мы плакали над телами друзей,

Любовь погребали мы;

Погибших товарищей имена

Доселе не сходят с губ.

Их честную память хранят холмы

В обветренных будяках,

Крестьянские лошади мнут полынь,

Проросшую из сердец,

Да изредка выгребает плуг

Пуговицу с орлом…

Но мы — мы живы наверняка!

Осыпался, отболев,

Скарлатинозною шелухой

Мир, окружавший нас.

И вечер наш трудолюбив и тих.

И слово, с которым мы

Боролись всю жизнь, — оно теперь

Подвластно нашей руке.

Мы навык воинов приобрели,

Терпенье и меткость глаз,

Уменье хитрить, уменье молчать,

Уменье смотреть в глаза.

Но если, строчки не дописав,

Бессильно падет рука,

И взгляд остановится, и губа

Отвалится к бороде,

И наши товарищи, поплевав

На руки, стащат нас

В клуб, чтоб мы прокисали там

Средь лампочек и цветов, —

Пусть юноша (вузовец, иль поэт,

Иль слесарь — мне все равно)

Придет и встанет на караул,

Не вытирая слезы.
 

здесь