Некролог Н.Л. Трауберг на Кредо

[oryx_and_crake]

Автор - amypp.
http://www.portal-credo.ru/site/print.php?act=news&id=69719
(Кто канадцы и через Роджерс ходит, имейте в виду, что Роджерс этот сайт режет, ходите через прокси.)

Последний хранитель печати... Наталья Леонидовна Трауберг была наблюдателем и критиком времен, самое же главное – она была прелагателем, транслятором культурного кода христианства

Наталье Леонидовне Трауберг было намерено ровно по царю Давыду "аще 80 лет и множае их труд и болезнь", она сама нередко вспоминала эти слова, оглядываясь назад. Вроде бы это и много, но я бы сказал – в самый раз. Она оказалась ровно на конце эпохи, и от своей юности, поборов должные страсти, стала наблюдателем и критиком времен. Самое же главное – она была прелагателем, транслятором культурного кода христианства. Кажется, что именно это послушание, дело "перевода" в широком смысле, назначено было ей и тем людям, кого она включала в свой ближайший круг. Внеположенность, "чужеродность" она ощущала с юности, и довольно крепко. Осознавала она в 50-х годах и свое "полуеврейство": "Я знаю по себе и по свидетельству экспертов, что это — совсем Бог знает что. Собственно говоря, такие люди — просто никто, для иудеев — не иудеи, для эллинов — не эллины. Если ты к тому же хочешь быть христианином, ты понимаешь, как это полезно". И она стала христианкой - все более и более. Первый импульс шел от нянечки. Второй пришел от учения, от штудий, от интересов, то есть от ума. Наталья Леонидовна была выпускницей питерского университета, но Питер оставался для нее местом не столько мрачным, сколько выморочным. Там "убивали филологию", травили Жирмунского, Эткинда, Тронского. "Кенозис Петербурга", как говорила сама Н.Л., вынуждал к бегству: "…Тогда Нева ещё замерзала, и мы, студенты, ходили зимой по льду к Сенату и Синоду. Оттуда не трудно дойти до Невского, хотя и не очень нужно — именно это место оставалось довольно страшным и даже снилось мне много лет в каком-то нехорошем соусе. Витрины большей частью были забиты фанерой"… Бегство от морока, сначала в книги, потом к людям стало для нее поиском истины. И она бежала, переходила от одной формы хронотопа к другой. Московский первый период был прологом, переходом в дальнейшую ипостась, от туманно ощущаемого "зова истины" к ее опытному принятию. В просовеченной столице СССР она умудрилась (сработала интеллигентская корпоративность) найти особый новомосковский дух – открытости, западничества, свободы. Именно в московских кружках 50-60-х годов сложилась ее особая культурная манера, внутренняя складка. Тогда среди людей, вернувшихся из лагерей и ссылок, таких, как Г.Померанц, И.Муравьева, Г. Лесскис, Е. Мелетинский, Е. Федоров, "Кузьма", И. Шмаин, и более молодого поколения, перенимавшего их опыт, у Трауберг появилась твердость и чувство движения "против течения". В этих кругах именно русская поэзия стала главным кодом: Ахматова, Гумилев и Мандельштам, "самый для меня важный" были паролем и отзывом.