oryx_and_crake (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
oryx_and_crake) wrote2007-01-26 11:30 pm
oryx_and_crake) wrote2007-01-26 11:30 pm
Entry tags:
Мемуары деда - 1920 – 1921 г. - Командирские курсы. Продолжение
Все записи деда
В январе нам всем выдали новенькое комсоставовское обмундирование, шикарные чемоданы, портупеи и кобуры. Оружия не дали.
Поскольку это были командиры милиционно-территориальной системы, нас всех отправили служить в те города, из которых мы прибыли. Я вернулся в Белебей и был назначен начальником Белебеевского военно-спортивного клуба. Так начался мой третий белебеевский период.
Уехал из Белебея в мае 1920 года активист Клуба подростков, а в январе 1921 года вернулся в Белебей начальник военно-спортивного клуба и, по совместительству, боец роты ЧОН. Демобилизовался я в октябре месяце того же года.
Что же произошло за эти десять месяцев?
Очень многое. Коренные изменения внес X съезд партии. От военного коммунизма страна перешла к НЭПу. От лобовой атаки капиталистического строя перешли к длительной осаде, увы, оказавшейся не слишком длительной. До отказа от продразверстки и до перехода на продналог выезжать из города в деревню было очень опасно. Кулаки зверски расправлялись с уездными работниками, попадавшими к ним в руки. Были случаи, когда продагитаторов находили с распоротыми животами, набитыми зерном и с надпиьсю "вот вам продразверстка".
После съезда партии, когда в Белебее, Альшеево-Раевке и в других районных центрах появились базары, на которые мужики могли вывозить и продавать хлеб, мясо и др. продукты, и эти злодеяния закончились.
Что такое НЭП поняли не все и не сразу.
На городском партийном собрании доклад о съезде делал Абаляев. Я ему послал записку такого содержания (такие вещи запоминаются и очень) - "Все революции, происходившие до сих пор, кончались реакцией. Не является ли НЭП началом реакции у нас?" Докладчик не решился ответить на этот вопрос или на знал что сказать.
- Тут поступил вопрос, ответ на который может дать только история!
Прошли перемены и в армии. Так зарплата ранее была практически одинаковая для всех, а тут прислали ставки разные для разных категорий, и чем выше категория, тем больше разница. Это нововведение было встречено недоброжелательно. На собраниях комсостава принимали решения об отказе от жалования.
С полным непониманием, что такое НЭП, я столкнулся и на Кубани, куда меня занесло осенью 21-го года. Но об этом после.
По приезде в Белебей я вступил в ЧОН - часть особого назначения. Первоначально эти части создавались при первичных партийных организациях при Укомах и Губкомах партии из членов партии и сочуствующих, а в дальнейшем и из комсомольцев старших возрастов. ЧОН служил помощью Красной Армии и ВЧК в их борьбе с контрреволюцией. Привлекались они и к службе порядка. В мою часть входили комсомольцы и группа польских офицеров. Попали они в Белебей во время войны с белополяками и предназначались для комплектования польских частей Красной армии. Формирование таких частей проходило не в Белебее, а совсем в других городах. Почему польские офицеры оказались здесь в течение всего времени войны - неизвестно. Видимо не очень доверяли польским офицерам и нарочно отделили их от польских солдат.
В мою задачу, как начальника военно-спортивного клуба при 4-м ротном участке Белебеевского батальонного округа Уфимского полкового округа Милиционно-территориальных войск - таково было длинное полное название клуба, - входила допризывная военная подготовка молодежи по 96-тичасовой программе. Под мое начало попали молодые люди старше меня. Это была первая трудность, с которой я столкнулса. Вторая - отсутствие кадров. Я застал в клубе двух инструкторов эстонцев Тооме и Лиллихаале. Они были искренне уверены в том, что их служебная деятельность исчерпывается тем, что они сами занимаются спортом, а допризывники это так - от лукавого. Да и вскоре они уехали на родину в Таллин.
Все допризывники были старше меня. Еще полгода назад они знали меня как мальчишку (я и ростом не велик), а тут - "начальство". Авторитета явно не хватало. Приехавший из Уфы инспектор показал мне как "на прусский манер" надо добиваться авторитета и дисциплины. Он попросил меня показать ему лидеров "оппозиции". Он начал при мне усиленную строевую подготовку и в процессе занятий последовательно отправлял домой одного за другим, всех допризывников кроме указанных мною. Когда осталось в строю совсем мало, а занятия продолжались и продолжались все усиленнее и усиленнее, ребята возмутились и отказались выполнять очередную команду, что и требовалось. Их тут же отправили на гауптвахту. Способ сильнодействующий и явно провокационный. Слава богу, мне воспользоваться не пришлось. Помогло просто мое человеческое отношение к людям и моя работа в Укоме комсомола.
Меня ввели в бюро Укома комсомола и назначили заведующим военно-спортивным отделом. После "Иванова Павла" у меня прорезалась способность выступать с докладами. Так, на собрании молодежи, посвященном поэту Тут мне припомнился еще один случай. В двадцатых годах часто проводились диспуты на тему есть Бог или его нет. Был такой диспут и в Военно-морском училище, где я тогда учился. Диспут вели протоиерей Введенский и М.Н.Покровский. Сначала выступил Покровский, потом Введенский, потом прения и заключительное слово в обратном порядке. Сначала протоиерей, а потом академик. Дело было поздним вечером, почти ночью, в первом часу ночи. Введенский произнес блестящую речь в защиту бога. Потом тут же глянул на часы - поздновато мол, и направился к выходу. Публика потянулся за ним. Позднее время. В президиуме растерялись и молча смотрели как люди поднимались с мест. Не растерялся начальник училища Болотов. Сидел он в первом ряду. Вскочил и заявил очень громким голосом - "Вожди церкви со своей паствой покидают зал. Не будем им мешать. Скатертью дорога". Оказаться в рядах "паствы" никому не хотелось. Введенский вышел из зала один со своими провожатыми.
Раз уж пошла речь о религии, то нельзя умолчать о том, что происходит в настоящее время, в начале девяностых годов. Грубо говоря, церковь реабилитирована. Ей возвращаются культовые здания. Вновь создаются монастыри и церковные приходы. Я бы сказал, что попы наглеют, понося на чем свет стоит советскую власть, да и как им не наглеть, если высшие руководители страны -президент, председатель Верховного Совета и мэры считают своим долгом присутствовать на всех больших богослужениях. Может быть когда-нибудь я вернусь к вопросу религии, но сейчас ограничусь лишь несколькими замечаниями .
Во-первых, я считаю, что правильно сказал академик Д.С.Лихачев: - "Доказать существование бога также невозможно как и доказать, что Бога нет" И спор на эту тему бесполезен. Во-вторых, никакому Богу - всеблагому и всемогущему - нельзя простить те миллионы людей, в том числе и детей, которые гибли и продолжают гибнуть в наши дни "во имя господа бога". Разум не может смириться с существованием такого бога. В третьих сейчас часто указывают на большую роль религии в развитии культуры. Это сознательная ложь. Да. Б монастырях были подвижники науки и культуры, но делалось это дело не благодаря церкви и ее вождям, а вопреки их воле и желанию. Примеров этого достаточно.
И, наконец, последнее. В России, точнее говоря в русском православном народе, попы никогда не пользовались таким авторитетом и влиянием как служители культа других религий. Наоборот, в народных сказках, пословицах, песнях и побасенках - анекдотах - попы выглядят очень неприглядно и напрасно православное духовенство претендует на какую-то их особую роль в духовной культуре нации. Я сейчас не могу припомнить в русской литературе ни одного положительного священника. Тоже самое и фольклере. Одни пьяницы, развратники. А литература отражает культуру народа и составляет ее часть.
Еще пару слов о духовности. Сейчас о ней много говорят, а вот, что такое духовность? В большом энциклопедическом словаре нет такого слова. В словаре русского языка под редакцией Евгеньевой сказано: "Духовность, устаревшее слово. Духовная, интеллектуальная природа, сущность человека, противоположная его физической, телесной сущности", (в БСЭ этого слова тоже нет). Определение это правильное. Духовность отнюдь не исчерпывается понятием веры. Хотя вера является одним из проявлений духовности. Нельзя отказать в духовности народу, который на себе провел эксперимент строительства социализма. И народу, и его 18-миллионной партии, и не менее многочисленному комсомолу. Но здесь затрагивается еще одна насущная тема. О ней после. Это - тема о роли партии в моей жизни и в жизни всего российского государства.
Но вернемся в Белебей. Занятия с допризывниками постепенно наладились. Все пошло чин чином. В ЧОНе провели две операции. Одна вынужденная - разбежались кто куда от холода и неурядицы в казармах вновь призванные молодые люди из деревень уезда. Пришлось прочесать весь населенный башкирами район города, куда направились "дезертиры". Удалось собрать всех. Вторая операция -ночные учения - могла закончиться трагически. Была объявлена тревога, по которой собрались бойцы ЧОНа. Вышли за город и двинулись в сторону Альшеево-Раевки. В моем подразделении вооружены винтовками были все, но патронов нам не выдали, что вызвало страшное возмущение чоновцев из числа польских офицеров. Когда за городом часть залегла в цепь несколько поляков с наганами в руках кинулись ко мне с требованием выдачи патронов. Ио тут вмешался руководитель учения и объяснил, что тревога учебная. Такой же случай, но более развитой что ли, произошел и в Туапсе, где я оказался в канун 1922 года.
Несколько слов о нашем быте.
Когда я по окончании курсов приехал в Белебей - там меня встретили большие новости. Во-первых, приехал отец. Умер от скоротечной чахотки, которая его скрутила в какой-нибудь месяц. Перед смертью он взял с сестры Татьяны честное слово, что она похоронит его по христианскому обычаю. Она так и сделала, за что поплатилась партбилетом во время чистки партии.
Клуб подростков, служивший мне домом, закрылся. Мама с девочками уехала в коммуну "Красное знамя" в Альшеево-Раевской волости, в качестве воспитательницы в детском интернате коммуны. Остались мы в городе вдвоем, я и сестра Таня. Поселились на Ключевой улице в отдельной квартире из кухни и одной комнаты. Вскоре к нам присоединились Танины подружки из комсомола - Ольга Бондаренко, Галя Мещерякова и Оля Муромцева. Жили мы все коммункой, т.е. общим столом. Главным поваром был я. В частности только я один мог затворить и испечь хлеб и не только белый, что не трудно, но и черный, ржаной. Был и такой случай - испек я ржаной хлеб, сидел читал книгу и машинально ел его (один хлеб без чего бы то ни было. И это уже стало лакомством. Надвигался голод, известный как "Голод в Поволжье"). Ко мне зашел Пашка Дмитриев. Я ему кивнул в сторону хлеба - угощайся. Но он мне протянул кусок хлеба, на срезе которого была половина мышонка. "А где вторая половина?" - часто потом спрашивали у меня.
Как беден был Белебей грамотными людьми можно было судить по тому, что мне было поручено чтение лекций в Уездной совпартшколе. О чем, я уже не помню. Издавали мы и первую в моей жизни стенгазету. Последнюю мне пришлось редактировать через 60 с лишним лет в нашей, ныне распущенной территериальной парторганизации.
В январе нам всем выдали новенькое комсоставовское обмундирование, шикарные чемоданы, портупеи и кобуры. Оружия не дали.
Поскольку это были командиры милиционно-территориальной системы, нас всех отправили служить в те города, из которых мы прибыли. Я вернулся в Белебей и был назначен начальником Белебеевского военно-спортивного клуба. Так начался мой третий белебеевский период.
Уехал из Белебея в мае 1920 года активист Клуба подростков, а в январе 1921 года вернулся в Белебей начальник военно-спортивного клуба и, по совместительству, боец роты ЧОН. Демобилизовался я в октябре месяце того же года.
Что же произошло за эти десять месяцев?
Очень многое. Коренные изменения внес X съезд партии. От военного коммунизма страна перешла к НЭПу. От лобовой атаки капиталистического строя перешли к длительной осаде, увы, оказавшейся не слишком длительной. До отказа от продразверстки и до перехода на продналог выезжать из города в деревню было очень опасно. Кулаки зверски расправлялись с уездными работниками, попадавшими к ним в руки. Были случаи, когда продагитаторов находили с распоротыми животами, набитыми зерном и с надпиьсю "вот вам продразверстка".
После съезда партии, когда в Белебее, Альшеево-Раевке и в других районных центрах появились базары, на которые мужики могли вывозить и продавать хлеб, мясо и др. продукты, и эти злодеяния закончились.
Что такое НЭП поняли не все и не сразу.
На городском партийном собрании доклад о съезде делал Абаляев. Я ему послал записку такого содержания (такие вещи запоминаются и очень) - "Все революции, происходившие до сих пор, кончались реакцией. Не является ли НЭП началом реакции у нас?" Докладчик не решился ответить на этот вопрос или на знал что сказать.
- Тут поступил вопрос, ответ на который может дать только история!
Прошли перемены и в армии. Так зарплата ранее была практически одинаковая для всех, а тут прислали ставки разные для разных категорий, и чем выше категория, тем больше разница. Это нововведение было встречено недоброжелательно. На собраниях комсостава принимали решения об отказе от жалования.
С полным непониманием, что такое НЭП, я столкнулся и на Кубани, куда меня занесло осенью 21-го года. Но об этом после.
По приезде в Белебей я вступил в ЧОН - часть особого назначения. Первоначально эти части создавались при первичных партийных организациях при Укомах и Губкомах партии из членов партии и сочуствующих, а в дальнейшем и из комсомольцев старших возрастов. ЧОН служил помощью Красной Армии и ВЧК в их борьбе с контрреволюцией. Привлекались они и к службе порядка. В мою часть входили комсомольцы и группа польских офицеров. Попали они в Белебей во время войны с белополяками и предназначались для комплектования польских частей Красной армии. Формирование таких частей проходило не в Белебее, а совсем в других городах. Почему польские офицеры оказались здесь в течение всего времени войны - неизвестно. Видимо не очень доверяли польским офицерам и нарочно отделили их от польских солдат.
В мою задачу, как начальника военно-спортивного клуба при 4-м ротном участке Белебеевского батальонного округа Уфимского полкового округа Милиционно-территориальных войск - таково было длинное полное название клуба, - входила допризывная военная подготовка молодежи по 96-тичасовой программе. Под мое начало попали молодые люди старше меня. Это была первая трудность, с которой я столкнулса. Вторая - отсутствие кадров. Я застал в клубе двух инструкторов эстонцев Тооме и Лиллихаале. Они были искренне уверены в том, что их служебная деятельность исчерпывается тем, что они сами занимаются спортом, а допризывники это так - от лукавого. Да и вскоре они уехали на родину в Таллин.
Все допризывники были старше меня. Еще полгода назад они знали меня как мальчишку (я и ростом не велик), а тут - "начальство". Авторитета явно не хватало. Приехавший из Уфы инспектор показал мне как "на прусский манер" надо добиваться авторитета и дисциплины. Он попросил меня показать ему лидеров "оппозиции". Он начал при мне усиленную строевую подготовку и в процессе занятий последовательно отправлял домой одного за другим, всех допризывников кроме указанных мною. Когда осталось в строю совсем мало, а занятия продолжались и продолжались все усиленнее и усиленнее, ребята возмутились и отказались выполнять очередную команду, что и требовалось. Их тут же отправили на гауптвахту. Способ сильнодействующий и явно провокационный. Слава богу, мне воспользоваться не пришлось. Помогло просто мое человеческое отношение к людям и моя работа в Укоме комсомола.
Меня ввели в бюро Укома комсомола и назначили заведующим военно-спортивным отделом. После "Иванова Павла" у меня прорезалась способность выступать с докладами. Так, на собрании молодежи, посвященном поэту Тут мне припомнился еще один случай. В двадцатых годах часто проводились диспуты на тему есть Бог или его нет. Был такой диспут и в Военно-морском училище, где я тогда учился. Диспут вели протоиерей Введенский и М.Н.Покровский. Сначала выступил Покровский, потом Введенский, потом прения и заключительное слово в обратном порядке. Сначала протоиерей, а потом академик. Дело было поздним вечером, почти ночью, в первом часу ночи. Введенский произнес блестящую речь в защиту бога. Потом тут же глянул на часы - поздновато мол, и направился к выходу. Публика потянулся за ним. Позднее время. В президиуме растерялись и молча смотрели как люди поднимались с мест. Не растерялся начальник училища Болотов. Сидел он в первом ряду. Вскочил и заявил очень громким голосом - "Вожди церкви со своей паствой покидают зал. Не будем им мешать. Скатертью дорога". Оказаться в рядах "паствы" никому не хотелось. Введенский вышел из зала один со своими провожатыми.
Раз уж пошла речь о религии, то нельзя умолчать о том, что происходит в настоящее время, в начале девяностых годов. Грубо говоря, церковь реабилитирована. Ей возвращаются культовые здания. Вновь создаются монастыри и церковные приходы. Я бы сказал, что попы наглеют, понося на чем свет стоит советскую власть, да и как им не наглеть, если высшие руководители страны -президент, председатель Верховного Совета и мэры считают своим долгом присутствовать на всех больших богослужениях. Может быть когда-нибудь я вернусь к вопросу религии, но сейчас ограничусь лишь несколькими замечаниями .
Во-первых, я считаю, что правильно сказал академик Д.С.Лихачев: - "Доказать существование бога также невозможно как и доказать, что Бога нет" И спор на эту тему бесполезен. Во-вторых, никакому Богу - всеблагому и всемогущему - нельзя простить те миллионы людей, в том числе и детей, которые гибли и продолжают гибнуть в наши дни "во имя господа бога". Разум не может смириться с существованием такого бога. В третьих сейчас часто указывают на большую роль религии в развитии культуры. Это сознательная ложь. Да. Б монастырях были подвижники науки и культуры, но делалось это дело не благодаря церкви и ее вождям, а вопреки их воле и желанию. Примеров этого достаточно.
И, наконец, последнее. В России, точнее говоря в русском православном народе, попы никогда не пользовались таким авторитетом и влиянием как служители культа других религий. Наоборот, в народных сказках, пословицах, песнях и побасенках - анекдотах - попы выглядят очень неприглядно и напрасно православное духовенство претендует на какую-то их особую роль в духовной культуре нации. Я сейчас не могу припомнить в русской литературе ни одного положительного священника. Тоже самое и фольклере. Одни пьяницы, развратники. А литература отражает культуру народа и составляет ее часть.
Еще пару слов о духовности. Сейчас о ней много говорят, а вот, что такое духовность? В большом энциклопедическом словаре нет такого слова. В словаре русского языка под редакцией Евгеньевой сказано: "Духовность, устаревшее слово. Духовная, интеллектуальная природа, сущность человека, противоположная его физической, телесной сущности", (в БСЭ этого слова тоже нет). Определение это правильное. Духовность отнюдь не исчерпывается понятием веры. Хотя вера является одним из проявлений духовности. Нельзя отказать в духовности народу, который на себе провел эксперимент строительства социализма. И народу, и его 18-миллионной партии, и не менее многочисленному комсомолу. Но здесь затрагивается еще одна насущная тема. О ней после. Это - тема о роли партии в моей жизни и в жизни всего российского государства.
Но вернемся в Белебей. Занятия с допризывниками постепенно наладились. Все пошло чин чином. В ЧОНе провели две операции. Одна вынужденная - разбежались кто куда от холода и неурядицы в казармах вновь призванные молодые люди из деревень уезда. Пришлось прочесать весь населенный башкирами район города, куда направились "дезертиры". Удалось собрать всех. Вторая операция -ночные учения - могла закончиться трагически. Была объявлена тревога, по которой собрались бойцы ЧОНа. Вышли за город и двинулись в сторону Альшеево-Раевки. В моем подразделении вооружены винтовками были все, но патронов нам не выдали, что вызвало страшное возмущение чоновцев из числа польских офицеров. Когда за городом часть залегла в цепь несколько поляков с наганами в руках кинулись ко мне с требованием выдачи патронов. Ио тут вмешался руководитель учения и объяснил, что тревога учебная. Такой же случай, но более развитой что ли, произошел и в Туапсе, где я оказался в канун 1922 года.
Несколько слов о нашем быте.
Когда я по окончании курсов приехал в Белебей - там меня встретили большие новости. Во-первых, приехал отец. Умер от скоротечной чахотки, которая его скрутила в какой-нибудь месяц. Перед смертью он взял с сестры Татьяны честное слово, что она похоронит его по христианскому обычаю. Она так и сделала, за что поплатилась партбилетом во время чистки партии.
Клуб подростков, служивший мне домом, закрылся. Мама с девочками уехала в коммуну "Красное знамя" в Альшеево-Раевской волости, в качестве воспитательницы в детском интернате коммуны. Остались мы в городе вдвоем, я и сестра Таня. Поселились на Ключевой улице в отдельной квартире из кухни и одной комнаты. Вскоре к нам присоединились Танины подружки из комсомола - Ольга Бондаренко, Галя Мещерякова и Оля Муромцева. Жили мы все коммункой, т.е. общим столом. Главным поваром был я. В частности только я один мог затворить и испечь хлеб и не только белый, что не трудно, но и черный, ржаной. Был и такой случай - испек я ржаной хлеб, сидел читал книгу и машинально ел его (один хлеб без чего бы то ни было. И это уже стало лакомством. Надвигался голод, известный как "Голод в Поволжье"). Ко мне зашел Пашка Дмитриев. Я ему кивнул в сторону хлеба - угощайся. Но он мне протянул кусок хлеба, на срезе которого была половина мышонка. "А где вторая половина?" - часто потом спрашивали у меня.
Как беден был Белебей грамотными людьми можно было судить по тому, что мне было поручено чтение лекций в Уездной совпартшколе. О чем, я уже не помню. Издавали мы и первую в моей жизни стенгазету. Последнюю мне пришлось редактировать через 60 с лишним лет в нашей, ныне распущенной территериальной парторганизации.
no subject
Умер он довольно рано, и хотя позже стал журналистом,
записей о своей молодости не оставил.
Очень интересно читать воспоминания вашего деда.