oryx_and_crake (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
oryx_and_crake) wrote2007-01-22 10:19 pm
oryx_and_crake) wrote2007-01-22 10:19 pm
Entry tags:
Мемуары деда - Детство - Окончание
Все записи деда
Историк, фамилию [которого] тоже не помню, начал занятия с экскурсии по Нижегородскому Кремлю. Это было и интересно и поучительно.
Были и "монстры". К таким приходится отнести преподавателей немецкого языка, латыни и Закона Божия.
К нашей немке прямо относилась распространенная: "Их бина дубина, полено, бревно, что Софья скотина мы знаем давно". Это была крайне вульгар-ная особа и нас возмущало то, как, усевшись за стол, высовывала вперед свои толстые ноги и панталоны.
На преподавателя латыни Женя Голубин сочинил такую эпиграмму: "Мутит он зря покой земли, хохлом ивановским виляя, и с гордым видом заявляя, мои де предки Рим [спасли]". Он в самом деле со своим белым жилетом, выпяченным задом и высоко поднятой головой был схож с гусем и носил кличку "Гусь". От латыни ничего в голове не сохранилось кроме двух-трех изречений, повторить которые я не решаюсь. Зато запомнился отлично изданный учебник Санчурского.
Совершенно оригинальная система текущего опроса ребят и проведения экзаменов по закону Божьему была у нашего "батюшки". Было это возможным потому, что батюшка вызывал на каждом уроке по два человека по порядку списка в классном журнале. Каждый урок он спрашивал двух человек строго по списку в классном журнале. Если одного из них, а то и обоих, почему-либо не было, он никого не спрашивал. На следующем уроке у доски стояли уже два следующих по списку ученика. Таким образом, заранее было известно, когда тебя вызовут и что спросят.
Эти же вопросы стояли и в экзаменационных билетах. Билеты шли по порядковому номеру вызова гимназиста к доске. Так, например, пятый ученик брал на столе пятый билет, и в нем были те вопросы, на которые он отвечал в году. Кроме этих вопросов, входивших в билет данного ученика, ничего больше мы и не учили. Зато "свои" вопросы знали отлично. Такая система устраивала всех. Были и казусы. У нашего батюшки была манера, усевшись за стол, вынимать огромную расческу и широким жестом поправлять прическу. Известно, что как пелось в песенке, "У попа то, рукава то, батюшки ширина-то, долина-то, матушки". Законоучитель однажды перемешал уложенные на столе в "должном порядке" билеты. Он побледнел, вздохнул и со словами "Ой, что-то мне плохо стало" вышел из класса. Билеты тут же были заново уложены так, как надо.
Тут шла речь об учителях младших классов, потому как я проучился в этой гимназии только до четвертого класса.
Директором гимназии, последним директором был Баранов, имя и отчество не помню, а инспектором - Платонов.
Они распределяли свои функции по классическому образцу - добрый начальник и злые его помощники. Инспектор - это собачья должность. Он выслеживал учеников вышедших на улицу после 10 часов вечера, ходивших в театры и кино на недозволенные пьесы и картины. Проверял, все ли православные гимназисты исповедывались и причащались на Страстной неделе. Одним словом был настоящий, что называется "педель".
Внешкольной работы в гимназии у нас почти не было, если не считать такие мероприятия, как загородные прогулки, проводившиеся нашим Раевским, или лекции по истории с "волшебным фонарем", который по своей инициативе читал в воскресные дни преподаватель истории.
В общем, и от однокашников и от преподавателей у меня остались очень хорошие воспоминания. Каждый раз мой приезд в Нижний Новгород я обязательно бываю на Благовещенской площади и на Тихоновской улице, и прохожу под окнами своего класса.
Учиться мне было легко. Память была отличная.
Всю жизнь я проявлял большой интерес к книгам. Помню свою первую книгу. Я схватил скарлатину, а так как кроме меня в семье было еще четыре ребенка, да и двор был полон ребят, меня положили в инфекционное отделение детской больницы. При первом посещении мама принесла мне букварь. Тут же в ее присутствии я прочел его от доски до доски. Следующей книгой был "Нат Пинкертон". Сейчас нет таких книг и в помине, а в мое время такими изданиями интересовались все мальчишки. Это были книжки небольшого формата, чуть меньше школьной тетради, с яркой иногда цветной мягкой обложкой. Объем был полтара - два печатных листа. Назывались они: "Приключения сыщика Ната Пинкертона", "Шерлок Холмс" (ничего [общего], кроме названия, не имевших с Конан Дойлевским Шерлок Холмсом). Были еще и "Ник Картер". Это были так сказать иностранцы, действовали они только заграницей и имели дело с отчаянными, подлыми убийцами и бандитами. Был и русский герой - Иван Путилов, но это было не то. Книжки выходили одна за другой под потря-сающими заголовками: вроде "Борьба на Бруклинском мосту", "Торговцы живым товаром в Бостоне". Автор книжек не указывался. Видимо это были подрабатывающие студенты. Герои переходившихся из одного номера приключений в другое часто меняли свое имя, приметы, черты. Автор забывал, что он писал раньше.
Стоил один номер пять копеек. Не больше и не меньше. Торговали ими в газетных киосках. Книжные магазины гнушались этим бульварным чтивом. Ос-тавив залог в пять копеек, можно было за одну копейку взять книжку "на прокат" у киоскера. Гимназия запрещала это чтенье. Кроме сыщиков такими изда-ниями выходили и "Пещера Лейхвиста".
Обнаруженные Пинкертоны и Ник Картеры тут же изымались и конфисковывались.
Детских журналов было куда больше чем сейчас. Я помню журнал "Маяк". Это был так сказать детский "толстый журнал", выходивший раз в месяц. Было три издания еженедельного журнала "Задушевное слово" для младшего, среднего и для старшего возрастов. Здесь властвовала Клавдия Лукашевич и Лидия Чарская. Если Клавдия Лукашевич была вполне приличной детской пи-сательницей, то Чарская была типичной бульварной литературой. Тем не менее, ребята, точнее девчата, поголовно увлекались "Княжной Джавахой", "Таитой - тайна института" и другими потрясающими героями. Хорошо о Чарской написал Чуковский, лучше не скажешь. Более серьезными для мальчишек были "Путеводный огонек", "Вокруг света" и "Мир приключений". "Вокруг света" был журнал, посвященный приключениям в разных частях света. Этот журнал сохранился до нашего времени, но в нем стали преобладать чисто географические статьи. Он перестал быть детским журналом, "Мир приключений" выходил раз в месяц и печатал романы с продолжениями. Так, например, я помню "Адскую войну" Пьера Дивуа. Адской была названа война между желтой и белой расой. Тут были и нечто вроде реактивного аппарата, и лучи смерти, и вибрионы вместо бомб и пытки путем привязывания к животу открытого ящика с крысой, которая прогрызала в человеке выход на свободу, и чего только там не было! Мы широко обменивались книгами и журналами. Была в Нижнем и детская библиотека на Новобазарной площади.
Первая моя "библиотека" состояла из маленьких книжек издания "Посредник" ценой в одну - две, а то и полторы копейки. В этих книжечках я впервые познакомился с Львом Толстым - его рассказы "Сколько человеку земли надо?", "Пятачок погубил" вышли в этом издании. В первую мою библиотеку входило аж пятнадцать таких книжечек.
Были и прекрасные детские издательства - Девриена, издававшего дорогие "подарочные" книги г.о. классиков. Помню "Золотую серию" книг таких авторов, как Чарская.
Перечислю только запомнившиеся названия: "Она", "Сердце мира" Рейдера Хоггарта. "Герои Малахового кургана", "600 миллионов Красного Опоссума" Луи Буссенара. "Остров сокровищ" Стивенсона: уже не говоря о классике детской литературы - "Робинзон Крузо", "Дон Кихот", "Приключения Гулливера" и множество других, которые читаются и моими внуками. Но вот такая книга как Старшины Бильбайской школы" и "Свен Бейдевинд" мне что-то после революции не попадались. В книге "Старшины Вильбайской школы" описывается общественная жизнь и учеба в английской школе, где осуществлено подлинной самоуправление, незаметно руководимое учителями. То же в "Свене Бейдевинде". Особенно меня поразило достоинство и уважение друг к другу, которое пропитывало всю жизнь в школе .
Среди учеников были и поэты. Пильник и Женя Голубин. Пописывали стишки и другие. Я тоже писал рассказы и начал писать роман. Написать я его не написал, но считал, что обязательно буду писателем. Я был так в этом уверен, что когда за первое сочинение мне поставили не ожидаемую пятерку, а всего лишь четверку, то побежал жаловаться к директору. Отец Игоря Кабанова рассказал об этом дома, не называя фамилий, и сказал, что это беспрецедентный случай. Таких жалоб гимназия не видела.
Уже в первом классе мы с Игорем начали издавать журнал - "Гимназиче-ский вестник". Помню, что издали семь номеров, содержания их не помню начисто.
На этом можно было бы закончить воспоминания, относящиеся к детству. Наступало отрочество. В заключение пару слов об играх.
Вот только перечень игр, в которые мы играли буквально все ребята: "прятки", когда все прятались, а водящий должен был, прочитав вводную, например, такую: "раз, два, три, четыре, пять - я иду искать" [искать спрятавшихся], "пятнашки" или "салки", "рублик, рублик выйди вон", "горелки", "лапта", "городки", "козны" или "бабки", "чижик", "свайка" или "ножички", "скакалки" разных типов. Все это было массовые, народные игры, некоторые из них "до-жили" и до нашего времени, таких как "классы" с адом и раем. В средних - успехом пользовались такие игры как "серсо", "дьяболо", но и конечно "крокет".
Здесь дан неполный перечень детских подвижных игр. Многие из них начисто забыты. А жаль! Следовало бы издать описание этих массовых игр.
Особо надо сказать о футболе. Этой игрой увлекались буквально все. Мяч - кожаный, надувной был недосягаемой мечтой всех нас. Вместо мяча шли в дело консервные банки, тряпичные мячи и т.п. эрзацы. В самом конце войны появился у нас и волейбол. К нам в Нижний его завезли представители Христианского союза молодых людей США. Один из них - мистер Котон - научил этой игре и наш скаутский отряд. Но об этом позднее.
Можно, пожалуй, на этом закончить описание моих детских лет и перейти к отрочеству. Ведь недаром Л.Н. Толстой озаглавил свои воспоминания "Детство, отрочество и юность".
В чем между ними разница? Не только и не столько в возрасте, в годах, сколько в отношении к окружающему миру и к себе самому. В частности в ответе на вопрос - кем ты будешь? Так в детстве я отвечал: "Извозчиком - то ли дело целый день кататься!" Или "городовым" или "пожарным". Мечта стать извозчиком сбылась. В последние годы я служил "шофером" у собственной кухарки, т.е. Таня готовила, я доставлял на машине продукты. Правда сейчас я работаю "кухонным мужиком" - т.е. помогаю, где нужно по домашнему хозяйству – все-таки хоть и плохонький, но мужик в доме есть. Так я и приговариваю, когда вобью где-нибудь гвоздь или при помощи клей "Момент" приклею набойку или подметку.
Итак, с детством покончено. Но что такое детство? А отрочество? А юность? Я разделил их по степени сознания и участия. Так в детстве нет ни то-го, ни другого. В отрочестве есть сознание того, что с тобой происходит и что происходит в мире, но активного участия нет. А в юности есть и сознание и участие. Что касается четвертой ипостаси - зрелых лет, то критерием для них служит тот факт, что взрослый человек содержит себя сам, помогает предкам и растит потомков. Конечно в чистом виде это редкость. Все в мире перемешено, и границы возрастов размыты.
Но заглянем в "Большой Энциклопедический Словарь". В нем такого слова нет. А отрочество? Тоже нет! Заглянем в "БЭС" 2-ое издание. То же са-мое. Оказывается нет в русском языке такого слова, потому как и в четырехтомном Словаре русского языка под редакцией Евгеньева - нет такого слова. Почти по-детскому анекдот. В школе называют вещи на все буквы алфавита. Доходят до буквы "Ж". Мальчик говорит "ЖОПА", на что учительница заявляет - "нет такого слова". Странно, резюмирует мальчик: "жопа есть, а слова нет".
В словаре Евгеньевой зато есть слово "отрочество". Это, оказывается возраст между детством и юностью. Ну, ладно одна граница есть - детство. А как с юностью?
Ну что ж! Значит, я первым дал какое-то определение таким широко распространенным понятиям.
Спасибо, что слову "зрелость" повезло больше. Его определения есть.
Есть еще одна градация возраста. "Двадцать лет -ума нет и не будет".
В тридцать лет жены нет - и не будет.
В сорок лет денег нет - и не будет.
Таким образом мемуары приходится делить на шесть возрастов.
Детство. Не понимает, не сознает, не участвует.
Отрочество. Понимает, сознает, не участвует.
Юность. Понимает, сознает, участвует.
Зрелость. Понимает, сознает, участвует, содержит себя и семью.
Старость. Понимает, сознает, не участвует, в помощи не нуждается.
Дряхлость. Понимает, сознает, не участвует, себя обслужить не может.
Сие деление чисто условно. Но как всякое определение оно относительно.
Ну что ж! Будем придерживаться этой схемы.
Итак с "детством" покончено. Какое оно у меня было? Я бы сказал счастливое детство. Я не могу вспомнить какого-нибудь горя в моем детстве. Не было черных дней. Вот и порка за катание на льдинах было дело понятное - заслужил.
А были ли счастливые дни и часы? Конечно, но писать о них не хочется. Детское счастье - оно хрупкое. Было много праздничных, радостных дней - дни рождения с подарками, елки.
Не было горя, но были обиды. Хоть и детские, но все же обиды. Или хоть и обиды, но детские. Так однажды меня обвинили в том, что я стащил с елки конфеты. А я не брал. Но как докажешь, тем более, что на вопрос сколько я съел конфет, я якобы ответил - "Не считал". Но я то знаю, что я не брал конфет.
Историк, фамилию [которого] тоже не помню, начал занятия с экскурсии по Нижегородскому Кремлю. Это было и интересно и поучительно.
Были и "монстры". К таким приходится отнести преподавателей немецкого языка, латыни и Закона Божия.
К нашей немке прямо относилась распространенная: "Их бина дубина, полено, бревно, что Софья скотина мы знаем давно". Это была крайне вульгар-ная особа и нас возмущало то, как, усевшись за стол, высовывала вперед свои толстые ноги и панталоны.
На преподавателя латыни Женя Голубин сочинил такую эпиграмму: "Мутит он зря покой земли, хохлом ивановским виляя, и с гордым видом заявляя, мои де предки Рим [спасли]". Он в самом деле со своим белым жилетом, выпяченным задом и высоко поднятой головой был схож с гусем и носил кличку "Гусь". От латыни ничего в голове не сохранилось кроме двух-трех изречений, повторить которые я не решаюсь. Зато запомнился отлично изданный учебник Санчурского.
Совершенно оригинальная система текущего опроса ребят и проведения экзаменов по закону Божьему была у нашего "батюшки". Было это возможным потому, что батюшка вызывал на каждом уроке по два человека по порядку списка в классном журнале. Каждый урок он спрашивал двух человек строго по списку в классном журнале. Если одного из них, а то и обоих, почему-либо не было, он никого не спрашивал. На следующем уроке у доски стояли уже два следующих по списку ученика. Таким образом, заранее было известно, когда тебя вызовут и что спросят.
Эти же вопросы стояли и в экзаменационных билетах. Билеты шли по порядковому номеру вызова гимназиста к доске. Так, например, пятый ученик брал на столе пятый билет, и в нем были те вопросы, на которые он отвечал в году. Кроме этих вопросов, входивших в билет данного ученика, ничего больше мы и не учили. Зато "свои" вопросы знали отлично. Такая система устраивала всех. Были и казусы. У нашего батюшки была манера, усевшись за стол, вынимать огромную расческу и широким жестом поправлять прическу. Известно, что как пелось в песенке, "У попа то, рукава то, батюшки ширина-то, долина-то, матушки". Законоучитель однажды перемешал уложенные на столе в "должном порядке" билеты. Он побледнел, вздохнул и со словами "Ой, что-то мне плохо стало" вышел из класса. Билеты тут же были заново уложены так, как надо.
Тут шла речь об учителях младших классов, потому как я проучился в этой гимназии только до четвертого класса.
Директором гимназии, последним директором был Баранов, имя и отчество не помню, а инспектором - Платонов.
Они распределяли свои функции по классическому образцу - добрый начальник и злые его помощники. Инспектор - это собачья должность. Он выслеживал учеников вышедших на улицу после 10 часов вечера, ходивших в театры и кино на недозволенные пьесы и картины. Проверял, все ли православные гимназисты исповедывались и причащались на Страстной неделе. Одним словом был настоящий, что называется "педель".
Внешкольной работы в гимназии у нас почти не было, если не считать такие мероприятия, как загородные прогулки, проводившиеся нашим Раевским, или лекции по истории с "волшебным фонарем", который по своей инициативе читал в воскресные дни преподаватель истории.
В общем, и от однокашников и от преподавателей у меня остались очень хорошие воспоминания. Каждый раз мой приезд в Нижний Новгород я обязательно бываю на Благовещенской площади и на Тихоновской улице, и прохожу под окнами своего класса.
Учиться мне было легко. Память была отличная.
Всю жизнь я проявлял большой интерес к книгам. Помню свою первую книгу. Я схватил скарлатину, а так как кроме меня в семье было еще четыре ребенка, да и двор был полон ребят, меня положили в инфекционное отделение детской больницы. При первом посещении мама принесла мне букварь. Тут же в ее присутствии я прочел его от доски до доски. Следующей книгой был "Нат Пинкертон". Сейчас нет таких книг и в помине, а в мое время такими изданиями интересовались все мальчишки. Это были книжки небольшого формата, чуть меньше школьной тетради, с яркой иногда цветной мягкой обложкой. Объем был полтара - два печатных листа. Назывались они: "Приключения сыщика Ната Пинкертона", "Шерлок Холмс" (ничего [общего], кроме названия, не имевших с Конан Дойлевским Шерлок Холмсом). Были еще и "Ник Картер". Это были так сказать иностранцы, действовали они только заграницей и имели дело с отчаянными, подлыми убийцами и бандитами. Был и русский герой - Иван Путилов, но это было не то. Книжки выходили одна за другой под потря-сающими заголовками: вроде "Борьба на Бруклинском мосту", "Торговцы живым товаром в Бостоне". Автор книжек не указывался. Видимо это были подрабатывающие студенты. Герои переходившихся из одного номера приключений в другое часто меняли свое имя, приметы, черты. Автор забывал, что он писал раньше.
Стоил один номер пять копеек. Не больше и не меньше. Торговали ими в газетных киосках. Книжные магазины гнушались этим бульварным чтивом. Ос-тавив залог в пять копеек, можно было за одну копейку взять книжку "на прокат" у киоскера. Гимназия запрещала это чтенье. Кроме сыщиков такими изда-ниями выходили и "Пещера Лейхвиста".
Обнаруженные Пинкертоны и Ник Картеры тут же изымались и конфисковывались.
Детских журналов было куда больше чем сейчас. Я помню журнал "Маяк". Это был так сказать детский "толстый журнал", выходивший раз в месяц. Было три издания еженедельного журнала "Задушевное слово" для младшего, среднего и для старшего возрастов. Здесь властвовала Клавдия Лукашевич и Лидия Чарская. Если Клавдия Лукашевич была вполне приличной детской пи-сательницей, то Чарская была типичной бульварной литературой. Тем не менее, ребята, точнее девчата, поголовно увлекались "Княжной Джавахой", "Таитой - тайна института" и другими потрясающими героями. Хорошо о Чарской написал Чуковский, лучше не скажешь. Более серьезными для мальчишек были "Путеводный огонек", "Вокруг света" и "Мир приключений". "Вокруг света" был журнал, посвященный приключениям в разных частях света. Этот журнал сохранился до нашего времени, но в нем стали преобладать чисто географические статьи. Он перестал быть детским журналом, "Мир приключений" выходил раз в месяц и печатал романы с продолжениями. Так, например, я помню "Адскую войну" Пьера Дивуа. Адской была названа война между желтой и белой расой. Тут были и нечто вроде реактивного аппарата, и лучи смерти, и вибрионы вместо бомб и пытки путем привязывания к животу открытого ящика с крысой, которая прогрызала в человеке выход на свободу, и чего только там не было! Мы широко обменивались книгами и журналами. Была в Нижнем и детская библиотека на Новобазарной площади.
Первая моя "библиотека" состояла из маленьких книжек издания "Посредник" ценой в одну - две, а то и полторы копейки. В этих книжечках я впервые познакомился с Львом Толстым - его рассказы "Сколько человеку земли надо?", "Пятачок погубил" вышли в этом издании. В первую мою библиотеку входило аж пятнадцать таких книжечек.
Были и прекрасные детские издательства - Девриена, издававшего дорогие "подарочные" книги г.о. классиков. Помню "Золотую серию" книг таких авторов, как Чарская.
Перечислю только запомнившиеся названия: "Она", "Сердце мира" Рейдера Хоггарта. "Герои Малахового кургана", "600 миллионов Красного Опоссума" Луи Буссенара. "Остров сокровищ" Стивенсона: уже не говоря о классике детской литературы - "Робинзон Крузо", "Дон Кихот", "Приключения Гулливера" и множество других, которые читаются и моими внуками. Но вот такая книга как Старшины Бильбайской школы" и "Свен Бейдевинд" мне что-то после революции не попадались. В книге "Старшины Вильбайской школы" описывается общественная жизнь и учеба в английской школе, где осуществлено подлинной самоуправление, незаметно руководимое учителями. То же в "Свене Бейдевинде". Особенно меня поразило достоинство и уважение друг к другу, которое пропитывало всю жизнь в школе .
Среди учеников были и поэты. Пильник и Женя Голубин. Пописывали стишки и другие. Я тоже писал рассказы и начал писать роман. Написать я его не написал, но считал, что обязательно буду писателем. Я был так в этом уверен, что когда за первое сочинение мне поставили не ожидаемую пятерку, а всего лишь четверку, то побежал жаловаться к директору. Отец Игоря Кабанова рассказал об этом дома, не называя фамилий, и сказал, что это беспрецедентный случай. Таких жалоб гимназия не видела.
Уже в первом классе мы с Игорем начали издавать журнал - "Гимназиче-ский вестник". Помню, что издали семь номеров, содержания их не помню начисто.
На этом можно было бы закончить воспоминания, относящиеся к детству. Наступало отрочество. В заключение пару слов об играх.
Вот только перечень игр, в которые мы играли буквально все ребята: "прятки", когда все прятались, а водящий должен был, прочитав вводную, например, такую: "раз, два, три, четыре, пять - я иду искать" [искать спрятавшихся], "пятнашки" или "салки", "рублик, рублик выйди вон", "горелки", "лапта", "городки", "козны" или "бабки", "чижик", "свайка" или "ножички", "скакалки" разных типов. Все это было массовые, народные игры, некоторые из них "до-жили" и до нашего времени, таких как "классы" с адом и раем. В средних - успехом пользовались такие игры как "серсо", "дьяболо", но и конечно "крокет".
Здесь дан неполный перечень детских подвижных игр. Многие из них начисто забыты. А жаль! Следовало бы издать описание этих массовых игр.
Особо надо сказать о футболе. Этой игрой увлекались буквально все. Мяч - кожаный, надувной был недосягаемой мечтой всех нас. Вместо мяча шли в дело консервные банки, тряпичные мячи и т.п. эрзацы. В самом конце войны появился у нас и волейбол. К нам в Нижний его завезли представители Христианского союза молодых людей США. Один из них - мистер Котон - научил этой игре и наш скаутский отряд. Но об этом позднее.
Можно, пожалуй, на этом закончить описание моих детских лет и перейти к отрочеству. Ведь недаром Л.Н. Толстой озаглавил свои воспоминания "Детство, отрочество и юность".
В чем между ними разница? Не только и не столько в возрасте, в годах, сколько в отношении к окружающему миру и к себе самому. В частности в ответе на вопрос - кем ты будешь? Так в детстве я отвечал: "Извозчиком - то ли дело целый день кататься!" Или "городовым" или "пожарным". Мечта стать извозчиком сбылась. В последние годы я служил "шофером" у собственной кухарки, т.е. Таня готовила, я доставлял на машине продукты. Правда сейчас я работаю "кухонным мужиком" - т.е. помогаю, где нужно по домашнему хозяйству – все-таки хоть и плохонький, но мужик в доме есть. Так я и приговариваю, когда вобью где-нибудь гвоздь или при помощи клей "Момент" приклею набойку или подметку.
Итак, с детством покончено. Но что такое детство? А отрочество? А юность? Я разделил их по степени сознания и участия. Так в детстве нет ни то-го, ни другого. В отрочестве есть сознание того, что с тобой происходит и что происходит в мире, но активного участия нет. А в юности есть и сознание и участие. Что касается четвертой ипостаси - зрелых лет, то критерием для них служит тот факт, что взрослый человек содержит себя сам, помогает предкам и растит потомков. Конечно в чистом виде это редкость. Все в мире перемешено, и границы возрастов размыты.
Но заглянем в "Большой Энциклопедический Словарь". В нем такого слова нет. А отрочество? Тоже нет! Заглянем в "БЭС" 2-ое издание. То же са-мое. Оказывается нет в русском языке такого слова, потому как и в четырехтомном Словаре русского языка под редакцией Евгеньева - нет такого слова. Почти по-детскому анекдот. В школе называют вещи на все буквы алфавита. Доходят до буквы "Ж". Мальчик говорит "ЖОПА", на что учительница заявляет - "нет такого слова". Странно, резюмирует мальчик: "жопа есть, а слова нет".
В словаре Евгеньевой зато есть слово "отрочество". Это, оказывается возраст между детством и юностью. Ну, ладно одна граница есть - детство. А как с юностью?
Ну что ж! Значит, я первым дал какое-то определение таким широко распространенным понятиям.
Спасибо, что слову "зрелость" повезло больше. Его определения есть.
Есть еще одна градация возраста. "Двадцать лет -ума нет и не будет".
В тридцать лет жены нет - и не будет.
В сорок лет денег нет - и не будет.
Таким образом мемуары приходится делить на шесть возрастов.
Детство. Не понимает, не сознает, не участвует.
Отрочество. Понимает, сознает, не участвует.
Юность. Понимает, сознает, участвует.
Зрелость. Понимает, сознает, участвует, содержит себя и семью.
Старость. Понимает, сознает, не участвует, в помощи не нуждается.
Дряхлость. Понимает, сознает, не участвует, себя обслужить не может.
Сие деление чисто условно. Но как всякое определение оно относительно.
Ну что ж! Будем придерживаться этой схемы.
Итак с "детством" покончено. Какое оно у меня было? Я бы сказал счастливое детство. Я не могу вспомнить какого-нибудь горя в моем детстве. Не было черных дней. Вот и порка за катание на льдинах было дело понятное - заслужил.
А были ли счастливые дни и часы? Конечно, но писать о них не хочется. Детское счастье - оно хрупкое. Было много праздничных, радостных дней - дни рождения с подарками, елки.
Не было горя, но были обиды. Хоть и детские, но все же обиды. Или хоть и обиды, но детские. Так однажды меня обвинили в том, что я стащил с елки конфеты. А я не брал. Но как докажешь, тем более, что на вопрос сколько я съел конфет, я якобы ответил - "Не считал". Но я то знаю, что я не брал конфет.
no subject
я когда была маленькой читала книжку Чуковского От двух до пяти и статью про Чарскую. Как случилась перестройка у нас Чарскую тут же издали, она мне попалась и я ее купила из любопытства. Предисловие было прикольное - типо вот, революция гадкая лишила детей прекрасной писательницы)) Но мне она жутко не понравилась ))) а сейчас подобная лит-ра снова вернулась, прям поразительно, была как то в Детском мире там все полки уставлены совершенно низкопробным г для детей подростков, Чарская это Лев Толстой по сравнению. и в ней хотя бы без секса обходилось) (ну то есть там не только г, это понятно, но количество г поражает( )
no subject