Пальцы ног Харрисона Форда

[oryx_and_crake]

Пальцы ног Харрисона Форда

Первый снег ошеломляет, особенно если он выпал ночью, когда все спали. Проснешься сентябрьским утром, подойдешь к окну, отдернешь занавески – и увидишь в мире белую тишину. И тогда, если повезет, вернешься обратно в детство и в сказку.
В четверг, в конце сентября, когда Морли проснулась и увидела землю в снегу, она долго стояла у окна, вбирая в себя эту картину, и в конце концов начала думать об отце, и о том, как он каждый год заливал для нее каток на заднем дворе, когда она была маленькая. Спустившись вниз, чтобы поставить кофе, она думала, как жаль, что отца уже нет, жаль, что он не успел узнать своих внуков; и когда кухня наполнилась ароматом кофе, Морли задумалась, что она приготовила бы отцу на завтрак, будь он жив.
Блинчики, сказал отец.
Когда она искала кленовый сироп, явился Дэйв.
- Ты не видала мой синий свитер? – спросил он.
Морли смутно помнила, что по весне сложила все свитера и запечатала в картонные коробки – но вот куда потом делись коробки, она понятия не имела.
Это был опасный момент.
Если бы Морли хоть намеком дала понять, что свитера прошли через ее руки на исходе апреля, вся последующая ответственность пала бы на нее. Если она не сможет предъявить свитер – ее заклеймят как растеряху и расточительницу свитеров.
С другой стороны, если она откажется взять на себя ответственность, это будет несмываемый позор для нее как жены, хозяйки и матери. В глубине души Морли страстно желала бы найти синий свитер; она считала это своим долгом. Она знала, что она как мать обязана извлекать синие свитера из картонных коробок, подобно рыбакам, выуживающим форель из горных ручьев.
В поисках утерянных вещей Морли была больше похожа на траулер, чем на спиннингиста. Она стояла в кухне над миской теста для блинчиков и представляла себе процесс неизбежных поисков. Она видела мысленным взором, как движется по дому, наподобие драгера, прочесывающего дно в поисках морских гребешков – и, вероятнее всего, оставляет за собой примерно такое же разорение.
- За завтраком я не желаю слышать ни про какие свитера, - отрезала она. – Разве что они сделаны из кленового сиропа.
Ничего лучшего ей не пришло в голову.

Вечером, после ужина, Морли направилась в подвал, с чашкой кофе и с тяжелым сердцем. Она решила начать с подвала, а не с чердака, потому что подвал лучше подходил под ее настроение: там было темно, сыро и настолько далеко от Бога, насколько вообще возможно от Него удалиться, не выходя из дому. Открыв дверь подвала и уставившись в темноту, Морли смутно подумала, что движется верным путем – чтобы искупить грехи, надо спускаться вниз.
Она поставила чашку на стиральную машину и уставилась на штабель картонных коробок вдоль стены.
«Должно быть, вот эта,» - решила она, пожав плечами. Коробка была заклеена широким скотчем. Морли содрала скотч, и он приклеился к пальцам. Она скатала его в комок. Комок прилип к ее брюкам. Она стряхнула комок. Он прилип к ее тапочку. Она наступила на комок другой ногой, и он прилип к той ноге.
- Черт, - сказала она, дрыгая ногой, чтобы стряхнуть его.
Морли наклонилась и открыла коробку. Детские распашонки. Как эта коробка попала наверх? Это очень плохо. Это значит, что коробки лежат не по порядку.
В следующей коробке были журналы. Потом - брюки, которые Морли не носила уже много лет. Она хотела закрыть и эту коробку, но взглядом зацепилась за что-то. Сбоку, у стенки, в коробку было засунуто что-то еще – сверток, размером примерно с яблоко. Морли его вытащила. Он был завернут в красно-зеленую бумагу. Сбоку была приклеена карточка: «Счастливого Рождества. Сэму, с любовью, от бабушки».
Должно быть, Морли спрятала эту штуку на Рождество. Она совершенно не помнила, что это могло быть.
Она села на штабель коробок и потянулась за кофе. Сделала глоток и развернула подарок.
Это был пластмассовый диск размером с ладонь – миниатюрная электронная игра. Это был тамагочи, которого Хелен, мать Дэйва, прислала с Кейп-Бретон.
Теперь Морли все вспомнила. Когда тамагочи не оказалось под елкой, Морли мучительно искала его несколько часов. Ей не хотелось отдавать тамагочи Сэму. Но в то же время она не нарочно потеряла игрушку.
Забавно, как работает голова, подумала Морли. И, конечно, надо же ей было наткнуться на тамагочи именно теперь, когда Сэм уже так явно из него вырос. Сэм двигался так стремительно. Даже полгода назад он завопил бы от восторга при виде тамагочи. Но сейчас сын Морли был на стадии отказа от старых игрушек. Вон там, у противоположной стены подвала, стоит красный пластмассовый ящик, и месяца не прошло, как Морли снесла его вниз – сэмова коллекция пластмассовых динозавров. Его машинки – его машинки! – в таком же ящике, за дверью комнаты Сэма, стоят и ждут отправки в такой же печальный последний путь. Страстью Сэма стала музыка – машинки и фантазии побоку, теперь он не расставался с портативным плейером, - и это было очень печально, потому что, как и щербатый рот, знаменовало собой новую стадию взросления. Это был рывок в отрочество, и Морли еще острее почувствовала свою вину из-за тамагочи, лежавшего у нее в руке. Ее ребеночек, ее мальчик, растет – а может, если бы у него был тамагочи, он не торопился бы так…
Хелен прислала тамагочи в начале декабря.
В это Рождество? Или в предыдущее?
«Мне пришлось соврать, чтобы достать его,» - гордо сказала Хелен по телефону. «Это последний тамагочи в Кейп-Бретон,» - сказала она.
В то Рождество тамагочи были в моде. Настолько в моде, что их трудно было купить. Хелен обзвонила все магазины в Кейп-Бретон, и наконец в одном месте ей сказали, что у них остался последний. Хелен попросила продавца отложить игрушку для нее. Он сказал, что это не полагается. Хелен в приступе вдохновения воззвала к доброму сердцу продавца. Она сказала, что ее внук очень болен – смертельно болен. Продавец положил тамагочи под прилавок. «Только обязательно заберите его сегодня,» - сказал он.
Когда Хелен рассказала про это, Морли растерялась.
Морли не любит, когда обманывают в таких вещах.
Когда тамагочи наконец приехал, в посылке вместе с остальными подарками Хелен, в начале декабря, Морли стала беспокоиться, что этот подарок принесет несчастье. Она подумала, что дать Сэму что-то купленное при таких обстоятельствах – значит искушать судьбу.
Она мучилась несколько дней. Ей пришло в голову, что гораздо легче было бы жить, если бы она родилась католичкой, а не пресвитерианкой. Ведь тогда она могла бы пойти к исповеди – лучше, конечно, в церковь, где ее не знают, - и спросила бы у священника, какое место на шкале смертных грехов занимает обман продавца в магазине.
Но Морли не была католичкой, так что поговорить со священником она не могла. Она могла поговорить только сама с собой. И вот, боясь, что эта ужасная электронная штуковина означает смертный приговор, Морли запихала ее в коробку с брюками и, сама того не желая, забыла, куда ее дела.
Она сидела на коробках и разглядывала игрушку. Потом она сделала то, что, как она была совершенно уверена, священник не одобрил бы. Она содрала прозрачный пластиковый пузырь с картонной подложки, и тамагочи вывалился ей в ладонь. Экран был пуст. Под ним были две кнопки. Морли нажала одну – ничего не произошло; нажала другую. Ничего не произошло. Она подобрала с пола картонку от упаковки. На ней не было никаких инструкций. Ни даже по-японски. Морли опять поглядела на тамагочи и нажала обе кнопки сразу, и тут случились две вещи одновременно. На экран тамагочи выскочило маленькое яйцо, и появился Дэйв.
Когда Морли увидела мужа, идущего к ней через подвал, она сунула тамагочи в карман. Если бы она к этому времени уже нашла синий свитер, то, скорее всего, она поделилась бы с мужем и этой находкой, но она еще не нашла свитера, и Дэйву незачем было об этом знать. Ему совершенно ни к чему было знать, что это Морли потеряла подарок, присланный его матерью Сэму в прошлое рождество. Во всяком случае, сейчас ни к чему. Если Морли могла потерять игрушку, то она же, по логике вещей, могла запросто потерять и свитер. Она сунула тамагочи в карман и быстро огляделась в поисках легенды – хоть какого-нибудь предлога, объясняющего, почему она сидит на коробках в подвале.
Кроме коробки с журналами, ей ничего не попалось на глаза. Она схватила первый попавшийся журнал; это оказался Пипл, и на обложке оказался Харрисон Форд.
Фотография была снята в непринужденной обстановке. Харрисон Форд сидел на крыльце – возможно, на крыльце собственного дома. Он был в джинсах, в черной футболке и босой. Его ступни были ближе всего к объективу. Когда Дэйв подсел к Морли, она глядела на фотографию Харрисона Форда.
- Он классный, - сказала она.
Дэйв принялся разглядывать картинку через плечо Морли.
- Даже шрам у него – классный, - сказала Морли.
Дэйв прищурился.
- На подбородке, - сказала она. – Он попал в аварию, когда ему был двадцать один год. Он ударился подбородком о руль.
Морли протянула журнал Дэйву.
- Погляди на его ступни.
Дэйв старательно поглядел.
- Пальцы безупречные, - сказала Морли. – Должно быть, он делает педикюр.
Она не соображала, что говорит. Если бы она не беспокоилась из-за свитера, если бы у нее в голове не сидел тамагочи, она не сказала бы ни слова из всего этого. Она знала, что есть вещи, которые говорят друг другу только мужчины в раздевалке спортзала, когда на них из одежды один спортивный бандаж, и когда их слушают только другие мужчины. И есть вещи, которые говорят друг другу женщины, такие вещи, которых нельзя повторять в семье, если ты хочешь жить с мужем долго и счастливо.
Она швырнула журнал обратно в коробку.
- Ладно, - сказала она. – Пошли наверх.
Прошел час.
Они смотрели новости, когда Дэйв, не отрывая глаз от телевизора, спросил:
- А чем тебе мои пальцы не нравятся?
Морли вздохнула.
- Я не то имела в виду, - ответила она. – Я сказала, что, наверно, он ходит на педикюр.
- Ты сказала, что у него безупречные пальцы на ногах.
- Они и вправду безупречны, - сказала Морли. – В том-то все и дело… Я не знаю ни одного мужчину, чтоб ходил на педикюр.
- Если тебе не нравятся пальцы ног Харрисона Форда, с какой стати мы их обсуждаем? – спросил Дэйв.
- Ты первый начал, - ответила Морли.
- Нет, я начал обсуждать свои ноги, - сказал Дэйв. – А ты уже заговорила про ноги Харрисона Форда.
- Потому что, - сказала Морли. Тут ей надо было быть очень, очень осторожной. Еще не хватало поссориться из-за пальцев ног Харрисона Форда.
- Потому что, - сказала Морли, - я никогда не слыхала, чтоб мужчина ходил делать педикюр.
Потом она сказала:
- Я бы, наверно, ушла от тебя, если б ты стал ходить на педикюр.
Дэйв нахмурился.
- Во всяком случае, - сказала Морли, - я бы отнеслась к этому с подозрением.
Раздеваясь перед сном, Морли вспомнила, что у нее в кармане тамагочи, и незаметно переложила его в сумочку. Завтра, на работе, она от него избавится.
Она заползла в постель рядом с мужем. Свет уже погасили. Они лежали рядом, но не вместе. Оба лежали на спине, оба смотрели в потолок, оба погрузились в мысли. Как раз когда Морли начала засыпать, Дэйв приподнялся на локте.
- Помнишь, - сказал он. – Помнишь, я прошлым летом убил змею.
Морли тихо всхрапнула и повернулась к мужу.
- В коттедже, - сказал он. – Я убил змею, помнишь?
Морли кивнула.
- А ты знаешь, что Харрисон Форд боится змей? – спросил Дэйв.
Морли подняла голову. – Что?
- Это у него как фобия, - сказал Дэйв. – Он бы изгрыз себе все пальцы на ногах, если б на той картинке, на обложке Пипл, оказалась змея.
Морли уронила голову на подушку.
- Дэйв, - сказала она, - это Индиана Джонс боится змей.

(продолжение следует)

Comments

[a-zilber.livejournal.com]

Это перевод?

[oryx_and_crake]

Да.
Автор - Стюарт Маклин, канадский писатель. Я надеюсь изобразить заявку в издательство, частью которой будет перевод этого рассказа, может, они решат его издавать. Хотя шансов мало - во-первых, там никого не режут, не насилуют и не ведут гламурный образ жизни, а во-вторых, как мне объяснили, издательства нынче по каким-то причинам не любят издавать сборники рассказов. А жалко. Это такие очень милые, добрые рассказы про семью, живущую в Торонто, ее знакомых и друзей. Но я пока не теряю надежды.

[a-zilber.livejournal.com]

Да, симпатичный рассказ.