Антония Байетт. Детская книга. Фрагмент. Пролюбофь-2, D'inacheve, содержит спойлеры

[oryx_and_crake]

А еще память умеет обволакивать гадости и ужасы, превращая их в позолоченные узоры. Джулиана укусил в ягодицу слепень, и место укуса распухло, горело и чесалось. Филлис сожгла яблочный пирог – все хвалили карамельный вкус, но пооставляли куски на тарелках, уж очень они обуглились. В другой раз кто-то не прожарил колбаски как следует. Мудрая Дороти обгорела на солнце, хотя и ходила все время в шляпе. Лицо побагровело и лоснилось вокруг глаз. У лощеной Гризельды началась сенная лихорадка. Во рту был вкус жести и грязной воды, из хорошенького носика непрестанно текло, горло распухло так, что она не могла дышать, небольшой запас носовых платков быстро кончился – они промокли и начали дурно пахнуть, и их приходилось стирать, перестирывать и прижимать камнями, чтобы они высохли на ярком солнце. Чарльз-Карл сорвал ноготь и залил кровью свою лучшую рубашку. У Филлис вылезли прыщи. Только Флоренция и немцы остались невредимы и сохранили гладкость кожи, медленно приобретая ровный загар.

После непрожаренных колбасок всю компанию прохватил понос, а это может быть очень не ко времени, если люди спят рядами в палатках и на всех только одна уборная – выгребная яма при коттедже. После этого компания два дня вела себя очень тихо и лишь кротко шутила о том, что было совсем не смешно. Но их тела быстро оправились. Они были молоды.

Двумя героями этого лагеря были Вольфганг Штерн и Том. Они подружились. Леон и Чарльз-Карл вели долгие беседы об утопии с Иоахимом Зюскиндом, но Вольфганг очаровал всех, и мужчин, и женщин. Предусмотрительная Дороти отвела Вольфганга в сторону и без обиняков сказала ему:

- Том ничего не знает.
- Нет? – переспросил Вольфганг.
- Он не поймет, - сказала Дороти, оправдываясь. – Он изменится. Я этого не хочу.
- Однако ты, Schwesterchen, распоряжаешься братьями, как тебе удобно.
- Вечно ты надо мной смеешься. А ведь на самом деле все понимаешь.
- Я буду молчаливый, как ночь, и... как это по-английски? Не хитрый, хитрый я знаю. Taktvoll.
- Тактичный.

Дороти с некоторой опаской следила, как Вольфганг старается обаять Тома. Он ходил с Томом на прогулки и обменивался с ним названиями трав - Rittersporn, шпорник; в обоих именах была «шпора». Вольфганг и девушек чаровал – отвешивал тщательно небрежные комплименты Имогене, Гризельде, Флоренции и даже Филлис, приносил им мелкие подарки - камушки, букетики. Джулиан, ровесник Вольфганга, завидовал его непринужденности. Вольфгангу удавалось сидеть на заборе, разделяющем юность и взрослость, невинность и опыт, и непринужденно кататься на калитке туда-сюда. Смуглая, острая, сторожкая улыбка одновременно лучилась юношеской дурью и хитро прятала намек на сексуальность.

- Что тебе во мне больше всего нравится? – спросил он у Гризельды, с которой общался на дикой смеси английского с немецким.
- О, это просто. Твое имя.
- Имя? Но ведь я его просто так получил. Имя - это не я.
- Если на то пошло, то вот эти свои длинные ноги, это лицо ты тоже просто так получил, - сказала Гризельда, останавливая взгляд на означенных прелестях. - Ты просто не чувствуешь, как звучит «Вольфганг» по английски. Жутко романтично. Волчий шаг. Волчья побежка. У нас нет имен, которые означали бы опасных животных.
- А я опасен?
- Еще бы!

Но дальше этого кокетства они не заходили, и почти такие же разговоры он вел и с Флоренцией, и с Имогеной.