oryx_and_crake (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
oryx_and_crake) wrote2010-05-09 04:52 am
oryx_and_crake) wrote2010-05-09 04:52 am
Entry tags:
Мемуары деда. Академия Жуковского - слушатель (1932-1938). Семейные и квартирные дела.
Все записи деда
Гдe мы жили.
На первом же служебном совещании после зачисления нас слушателями академии, нам было сказано, чтобы на скорое получение жилья для семьи мы не рассчитывали. Всё будет зависеть от того, как вы будете учиться. В течение всей учебы в академии я был в числе лучших слуша¬телей, но жилье получил в последнюю очередь. Произошло это отчасти и потому, что в Москве у меня была моя мама и худо-бедно, но мы могли найти у неё приют. В свое время мама вступила в жилищно-строительный кооператив и в кооперативном доме в Мерзляковском переулке получила двухкомнатную квартиру, в которой до сих пор живет её внук. Танин сын, Дима, Ныне Дмитрий Дмитриевич Гилевич, крупнейший конструктор ракетной техники, кавалер полного банта орденов, генеральный конструктор и генеральный директор фирмы. Он сейчас оформляется на пенсию, но живет всё в той же маминой, точнее бабушкиной квартире.
Из родильного дома с малышом на руках мы пошли прямо к маме, где и жили у нее два-три месяца. Тут старинную танину подругу, еще по Киеву, Дуню Товаровскую отправили в деревню в счет "тысячи" на укрепление колхозов в только что созданные политотделы. Квартира её - одна комната в двухкомнатной квартире, бронировалась и Дуня предоставила её нам. Это было на Люсиновской улице. Помню первую нашу покупку - та¬релочный громкоговоритель. Во второй комнате жил пожилой рабочий со сравнительно молодой женой. Не знаю случайно или нет, но я несколько раз заставал её на общей кухне полураздетой, моющейся. Отношения сна¬чала бывшие нормальными испортились.
Вскоре мужа сестры Татьяны перевели на Дальний восток в Дальстрой на строительство Комсомольска на Амуре. Из Дуниной квартиры мы вновь перебрались на Мерзляковский переулок. Мама с двумя Таниными детьми переехала туда же. В двухкомнатной квартире остались таким образом одна Татьяна, сестра Сусанна и мы.
В один прекрасный день Сузя заявилась вместе с её сослуживцем Леней Сальниковым. Леня торжественно положил на стол какую то бумаж¬ку и придавил её бутылкой вина. Это была справка из ЗАГС"а о заклю¬чении брака. Так я познакомился с неунывающим молодым человеком, не терявшимся ни при какой обстановке, мастером оптического цеха ленин¬градского завода ЛОМО. В первые дни войны Леонид записался добро¬вольцем в партизанский отряд. Вскоре он был серьезно ранен в голову. В черепе осталось одно место не защищенное костью. Были страшные го¬ловные боли. Леня вернулся на завод, эвакуированный в Казань, и был там парторгом ЦК. Примерно через год он внезапно скончался.
С сестрой Таней мы ужиться не смогли. У неё был какой-то странный характер. Ей обязательно надо было что-то доказывать с пеной у рта и нипочем не соглашаться. Это ужасно, когда человек во всем всегда чув¬ствует себя одного правым. Сусанна вскоре уехала в Питер. Жили мы с Таней одни. Она и нас трое. Живи и радуйся. Но нет, нельзя. Уходит сестра из дома, запирает, неведомо зачем, свою комнату. А там на всю мощность вклю¬чен репродуктор. Или деление крючков вешалки на свои и чужие.
-"Вы опять нарочно повесили на мою вешалку ваше пальто". И всё в таком духе. И каждый раз разговор, начавшийся с малого, идет кресчендо. чем дальше, тем громче. Однажды я не выдержал и на слова, что вы живе¬те у меня и что квартира моя, я ей заявил, что квартира не её, а мамина и значит такая же моя, как и её и что мне надоели ежедневные скандалы и что я предпочитаю не иметь никаких с ней отношений, если они не мо¬гут не быть скандальными. После этого я не разговаривал с сестрой в течение многих лет вплоть до начала войны.
Вскоре из Комсомольска-нa-Амуре приехала мама с Димой и Женей и жить стало действительно негде. Надо было съезжать с маминой квартиры.
Как раз в это время проходил съезд стахановцев ВВС. От академии было три делегата - начальник академии комкор Тодорский, Герой Советского Союза Каманин и я. Я счел себя удобным обратиться прямо к Тодорскому. Если бы вы видели, как он изменился в лице. Тодорский буквально топал ногами и кричал во весь голос, хотя в его кабинете никого не было. Кричал о том, что он запретил обращаться к нему по квар¬тирным делам и т.д. и т.п. Ушел я от него как оплеванный. Но жить то нам было негде. В конце концов, мне выделили шестиметровую комнату на нас четверых - я, Таня, Вовка и домработница Надя. Я почти неделю пот¬ратил, чтобы как-то разместить на шести квадратных метрах детскую и взрослую кровати и письменный стол. Разместил! Как - сам удивляюсь. Спали и на полу и на письменном столе. Всё равно - это было счастье, великое счастье - жить у себя и не слушать попреков и наставительные речи.
Положение всё же было явно невыносимое и вскоре мне выделили комнату в 23 квадратных метра и с балконом. На балконе тут же устро¬или логово для Володи - он зимой и летом днем спал на улице.
Тут подошло время окончания академии. Я был оставлен при академии адъюнктом. Тут снова встал вопрос о жилье. Дело в том что в здании общежития академии были жилые отсеки, состоящие из двух комнат - 23 и 6 кв.м. с крохотной прихожей и санузлом. Ванны и душа вообще не было, а кухня была общей на весь этаж. Так мы заняли большую комнату, а в маленькой жил слушатель, больной открытой формой туберкулеза легких.
Тут то и произошла история, описанная в главке "Интоксикация № 2". Через санчасть академии, которая тоже была виновна в том, что нас с ребенком подселили к больному туберкулезом, удалось добиться коренного улучшения жилья. Тем более, что к этому времени я был уже не слушателем, а адъюнктом, то есть что-то вроде постоянного состава. В квартире № 47 корпуса 1 в доме № 12 по Красноармейской улице мне выделили две большие комнаты по 20-24 кв.м. каждая. Когда я зашел посмотреть эти комнаты, там полным ходом шел почти капитальный ремонт Оказывается эти комнаты предназначались для начальника квартирного отдела Академии. Заново оклеивали стены обоями, красили двери и окна циклевали пол. Как раз в этот момент пришел парень и сказал мастерам - работы прекратить. Пришлось идти к этому начальнику квартирного отдела и предупредить о всех неприятностях, которые я ему гарантирую, если работы по ремонту не будут проведены в полном объеме, как было запланировано для вселения туда его самого.
В этой квартире мы прожили до самого отъезда в Ригу. Здесь родился Павел. Площадь позволяла поселить у нас Таниных родителей. Семья, включая домработницу, состояла уже из семи человек.
Ну, коль зашла речь о квартирах продолжу дальше квартирную эпопею.
В I947 году меня перевели в Ригу во вновь создаваемое Рижское высшее инженерно-авиационное военное училище на должность начальника кафедры СПВ - стрелково-пушечного вооружения. Я был одним из первых кандидатов наук, прибывших в это училище. И чтобы привлечь к себе квалифицированные кадры начальник училища Никифоров Яков Александ¬рович выделял приехавшим отличные квартиры. Так мне на семью в шесть , человек дали квартиру из пяти комнат площадью 110 кв.м. Правда в начале без кухни. Но потом всё было чин чином. Стали вполне прилич¬ными не только квартирные условия, но Никифоров постарался, чтобы в дачном тресте "Юрмала" нам дали дачу. И дали всем трем первым приехавшим в Ригу кандидатам наук.
Но продолжим далее квартирную историю. В 1954 году стараниями начальника объединенного училища генерала Иващенко я по состоянию здоровья был уволен в запас с правом выбора места постоянного жительства. Я вы-брал Москву. Осталось решить очередную квартирную задачу - поменять квартиру в Риге на жилплощадь в Москве.
Надо быть Татьяной Давыдовной Боровиковой чтобы пробить эту стену и своротить эту гору всяких и всяческих препятствий. В конце концов нашелся дядька - старый большевик - который один жил в двух комнатах 40 кв.м. в коммунальной квартире и хотел получить в Риге двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Чего стоило Тать¬яне найти такой вариант тройного обмена. Наконец нашли в Риге три семьи, проживающие в двух комнатах. Их устраивала наша большая рижская квартира. Всего для осуществления этого тройного обмена потребовалось что то около пятидесяти документов. В частности нужно было согласие рижских властей на этот обмен и согласие властей Москвы на наш переезд. Выручило к счастью сохранившееся с 1925 года отношение - сопроводиловка - из которой было видно, что я ушел во флот по комсомольскому набору и не откуда то, а именно из Москвы. Но и этого было мало. Нам отказали в обмене. Тогда наш обменщик, старый член партии чуть ли не с 1912 года, обратился с письмом к Хрущеву, который в то время возглавлял партийное руководство. Новый руководитель был требователен к своему аппарату и ответ, положительный, был получен буквально на второй день. За обмен мы доплатили нашему сменщику 40 000 рублей. В то время это были деньги. Автомобиль "Волга" стоил всего 16 000, а "Москвич" - 9 000 рублей.
Сам обмен совершался довольно торжественно. Я сбегал за бутылкой шампанского, за счет обменщика. Вызвали управдома, и я отдал ему документы на прописку в ответ на врученные ему деньги. Что-то получилось не то. Деньги я отдал сменщику, а документы вручил управдому. Шампанское распили вместе.
Зиму провели в Москве, а весной 1955 года окончательно перебрались в Москву.
Нашими соседями по коммуналке оказались некто Фришберги. Каждый из них отличался особыми качествами и приметами. Глава семьи любил по утрам прогуливаться по квартире то в синих то в розовых то еще в каких цветов подштанниках. Его теща, Мира Исаковна, каждый день обязательно что-нибудь сжигала на кухне, и гарь распространялась по всей квартире. Сын Федя утром занимал уборную, и очень трудно было его оттуда вытащить. Бабушка ему кричала:
-"Ты уже полчаса сидишь. В школу опоздаешь".
-"Нет, отвечал внучек, не полчаса, а только двадцать минут. И, наконец, дочка, забыл как её зовут, обожала говорить по телефону. И добро бы с парнями, а то с подругами - решали задачи.
Началась, продолжавшаяся десять лет, трудная работа по обмену двух комнат в коммунальной квартире на отдельную квартиру. Власти предержащие отказали нам в этом начисто. Осталась одна надежда - на Тани¬ну энергию. И когда казалось, что всё потеряно, надежд ни на что боль¬ше нет - нашелся всё -таки вариант, по которому мы блаженствуем до сих пор. Это была:
"ОТДЕЛЬНАЯ ДВУХКОМНАТНАЯ КВАРТИРА СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ РЯДОМ С ДОМОМ, ГДЕ УЖЕ ЖИЛИ ВОЛОДЯ И ПАВЕЛ СО СВОИМИ СЕМЬЯМИ.
Так закончилась квартирная эпопея семьи Боровиковых.
Гдe мы жили.
На первом же служебном совещании после зачисления нас слушателями академии, нам было сказано, чтобы на скорое получение жилья для семьи мы не рассчитывали. Всё будет зависеть от того, как вы будете учиться. В течение всей учебы в академии я был в числе лучших слуша¬телей, но жилье получил в последнюю очередь. Произошло это отчасти и потому, что в Москве у меня была моя мама и худо-бедно, но мы могли найти у неё приют. В свое время мама вступила в жилищно-строительный кооператив и в кооперативном доме в Мерзляковском переулке получила двухкомнатную квартиру, в которой до сих пор живет её внук. Танин сын, Дима, Ныне Дмитрий Дмитриевич Гилевич, крупнейший конструктор ракетной техники, кавалер полного банта орденов, генеральный конструктор и генеральный директор фирмы. Он сейчас оформляется на пенсию, но живет всё в той же маминой, точнее бабушкиной квартире.
Из родильного дома с малышом на руках мы пошли прямо к маме, где и жили у нее два-три месяца. Тут старинную танину подругу, еще по Киеву, Дуню Товаровскую отправили в деревню в счет "тысячи" на укрепление колхозов в только что созданные политотделы. Квартира её - одна комната в двухкомнатной квартире, бронировалась и Дуня предоставила её нам. Это было на Люсиновской улице. Помню первую нашу покупку - та¬релочный громкоговоритель. Во второй комнате жил пожилой рабочий со сравнительно молодой женой. Не знаю случайно или нет, но я несколько раз заставал её на общей кухне полураздетой, моющейся. Отношения сна¬чала бывшие нормальными испортились.
Вскоре мужа сестры Татьяны перевели на Дальний восток в Дальстрой на строительство Комсомольска на Амуре. Из Дуниной квартиры мы вновь перебрались на Мерзляковский переулок. Мама с двумя Таниными детьми переехала туда же. В двухкомнатной квартире остались таким образом одна Татьяна, сестра Сусанна и мы.
В один прекрасный день Сузя заявилась вместе с её сослуживцем Леней Сальниковым. Леня торжественно положил на стол какую то бумаж¬ку и придавил её бутылкой вина. Это была справка из ЗАГС"а о заклю¬чении брака. Так я познакомился с неунывающим молодым человеком, не терявшимся ни при какой обстановке, мастером оптического цеха ленин¬градского завода ЛОМО. В первые дни войны Леонид записался добро¬вольцем в партизанский отряд. Вскоре он был серьезно ранен в голову. В черепе осталось одно место не защищенное костью. Были страшные го¬ловные боли. Леня вернулся на завод, эвакуированный в Казань, и был там парторгом ЦК. Примерно через год он внезапно скончался.
С сестрой Таней мы ужиться не смогли. У неё был какой-то странный характер. Ей обязательно надо было что-то доказывать с пеной у рта и нипочем не соглашаться. Это ужасно, когда человек во всем всегда чув¬ствует себя одного правым. Сусанна вскоре уехала в Питер. Жили мы с Таней одни. Она и нас трое. Живи и радуйся. Но нет, нельзя. Уходит сестра из дома, запирает, неведомо зачем, свою комнату. А там на всю мощность вклю¬чен репродуктор. Или деление крючков вешалки на свои и чужие.
-"Вы опять нарочно повесили на мою вешалку ваше пальто". И всё в таком духе. И каждый раз разговор, начавшийся с малого, идет кресчендо. чем дальше, тем громче. Однажды я не выдержал и на слова, что вы живе¬те у меня и что квартира моя, я ей заявил, что квартира не её, а мамина и значит такая же моя, как и её и что мне надоели ежедневные скандалы и что я предпочитаю не иметь никаких с ней отношений, если они не мо¬гут не быть скандальными. После этого я не разговаривал с сестрой в течение многих лет вплоть до начала войны.
Вскоре из Комсомольска-нa-Амуре приехала мама с Димой и Женей и жить стало действительно негде. Надо было съезжать с маминой квартиры.
Как раз в это время проходил съезд стахановцев ВВС. От академии было три делегата - начальник академии комкор Тодорский, Герой Советского Союза Каманин и я. Я счел себя удобным обратиться прямо к Тодорскому. Если бы вы видели, как он изменился в лице. Тодорский буквально топал ногами и кричал во весь голос, хотя в его кабинете никого не было. Кричал о том, что он запретил обращаться к нему по квар¬тирным делам и т.д. и т.п. Ушел я от него как оплеванный. Но жить то нам было негде. В конце концов, мне выделили шестиметровую комнату на нас четверых - я, Таня, Вовка и домработница Надя. Я почти неделю пот¬ратил, чтобы как-то разместить на шести квадратных метрах детскую и взрослую кровати и письменный стол. Разместил! Как - сам удивляюсь. Спали и на полу и на письменном столе. Всё равно - это было счастье, великое счастье - жить у себя и не слушать попреков и наставительные речи.
Положение всё же было явно невыносимое и вскоре мне выделили комнату в 23 квадратных метра и с балконом. На балконе тут же устро¬или логово для Володи - он зимой и летом днем спал на улице.
Тут подошло время окончания академии. Я был оставлен при академии адъюнктом. Тут снова встал вопрос о жилье. Дело в том что в здании общежития академии были жилые отсеки, состоящие из двух комнат - 23 и 6 кв.м. с крохотной прихожей и санузлом. Ванны и душа вообще не было, а кухня была общей на весь этаж. Так мы заняли большую комнату, а в маленькой жил слушатель, больной открытой формой туберкулеза легких.
Тут то и произошла история, описанная в главке "Интоксикация № 2". Через санчасть академии, которая тоже была виновна в том, что нас с ребенком подселили к больному туберкулезом, удалось добиться коренного улучшения жилья. Тем более, что к этому времени я был уже не слушателем, а адъюнктом, то есть что-то вроде постоянного состава. В квартире № 47 корпуса 1 в доме № 12 по Красноармейской улице мне выделили две большие комнаты по 20-24 кв.м. каждая. Когда я зашел посмотреть эти комнаты, там полным ходом шел почти капитальный ремонт Оказывается эти комнаты предназначались для начальника квартирного отдела Академии. Заново оклеивали стены обоями, красили двери и окна циклевали пол. Как раз в этот момент пришел парень и сказал мастерам - работы прекратить. Пришлось идти к этому начальнику квартирного отдела и предупредить о всех неприятностях, которые я ему гарантирую, если работы по ремонту не будут проведены в полном объеме, как было запланировано для вселения туда его самого.
В этой квартире мы прожили до самого отъезда в Ригу. Здесь родился Павел. Площадь позволяла поселить у нас Таниных родителей. Семья, включая домработницу, состояла уже из семи человек.
Ну, коль зашла речь о квартирах продолжу дальше квартирную эпопею.
В I947 году меня перевели в Ригу во вновь создаваемое Рижское высшее инженерно-авиационное военное училище на должность начальника кафедры СПВ - стрелково-пушечного вооружения. Я был одним из первых кандидатов наук, прибывших в это училище. И чтобы привлечь к себе квалифицированные кадры начальник училища Никифоров Яков Александ¬рович выделял приехавшим отличные квартиры. Так мне на семью в шесть , человек дали квартиру из пяти комнат площадью 110 кв.м. Правда в начале без кухни. Но потом всё было чин чином. Стали вполне прилич¬ными не только квартирные условия, но Никифоров постарался, чтобы в дачном тресте "Юрмала" нам дали дачу. И дали всем трем первым приехавшим в Ригу кандидатам наук.
Но продолжим далее квартирную историю. В 1954 году стараниями начальника объединенного училища генерала Иващенко я по состоянию здоровья был уволен в запас с правом выбора места постоянного жительства. Я вы-брал Москву. Осталось решить очередную квартирную задачу - поменять квартиру в Риге на жилплощадь в Москве.
Надо быть Татьяной Давыдовной Боровиковой чтобы пробить эту стену и своротить эту гору всяких и всяческих препятствий. В конце концов нашелся дядька - старый большевик - который один жил в двух комнатах 40 кв.м. в коммунальной квартире и хотел получить в Риге двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Чего стоило Тать¬яне найти такой вариант тройного обмена. Наконец нашли в Риге три семьи, проживающие в двух комнатах. Их устраивала наша большая рижская квартира. Всего для осуществления этого тройного обмена потребовалось что то около пятидесяти документов. В частности нужно было согласие рижских властей на этот обмен и согласие властей Москвы на наш переезд. Выручило к счастью сохранившееся с 1925 года отношение - сопроводиловка - из которой было видно, что я ушел во флот по комсомольскому набору и не откуда то, а именно из Москвы. Но и этого было мало. Нам отказали в обмене. Тогда наш обменщик, старый член партии чуть ли не с 1912 года, обратился с письмом к Хрущеву, который в то время возглавлял партийное руководство. Новый руководитель был требователен к своему аппарату и ответ, положительный, был получен буквально на второй день. За обмен мы доплатили нашему сменщику 40 000 рублей. В то время это были деньги. Автомобиль "Волга" стоил всего 16 000, а "Москвич" - 9 000 рублей.
Сам обмен совершался довольно торжественно. Я сбегал за бутылкой шампанского, за счет обменщика. Вызвали управдома, и я отдал ему документы на прописку в ответ на врученные ему деньги. Что-то получилось не то. Деньги я отдал сменщику, а документы вручил управдому. Шампанское распили вместе.
Зиму провели в Москве, а весной 1955 года окончательно перебрались в Москву.
Нашими соседями по коммуналке оказались некто Фришберги. Каждый из них отличался особыми качествами и приметами. Глава семьи любил по утрам прогуливаться по квартире то в синих то в розовых то еще в каких цветов подштанниках. Его теща, Мира Исаковна, каждый день обязательно что-нибудь сжигала на кухне, и гарь распространялась по всей квартире. Сын Федя утром занимал уборную, и очень трудно было его оттуда вытащить. Бабушка ему кричала:
-"Ты уже полчаса сидишь. В школу опоздаешь".
-"Нет, отвечал внучек, не полчаса, а только двадцать минут. И, наконец, дочка, забыл как её зовут, обожала говорить по телефону. И добро бы с парнями, а то с подругами - решали задачи.
Началась, продолжавшаяся десять лет, трудная работа по обмену двух комнат в коммунальной квартире на отдельную квартиру. Власти предержащие отказали нам в этом начисто. Осталась одна надежда - на Тани¬ну энергию. И когда казалось, что всё потеряно, надежд ни на что боль¬ше нет - нашелся всё -таки вариант, по которому мы блаженствуем до сих пор. Это была:
"ОТДЕЛЬНАЯ ДВУХКОМНАТНАЯ КВАРТИРА СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ РЯДОМ С ДОМОМ, ГДЕ УЖЕ ЖИЛИ ВОЛОДЯ И ПАВЕЛ СО СВОИМИ СЕМЬЯМИ.
Так закончилась квартирная эпопея семьи Боровиковых.