![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Джоанн Харрис. Наблюдатель. Рассказ (Сборник "Чай с птицами")
Каждое буднее утро, в половине одиннадцатого, мистер Леонард Мидоуз надевал плащ, красный шарф, древнюю фетровую шляпу и отправлялся на ежедневный моцион. Мимо мелочной лавочки на углу, где брал свежий «Таймс» и иногда четверть фунта «Мюррейских мятных» или «Йоркширской смеси»[1]; мимо заброшенного кладбища с покосившимися надгробиями и венками из зарослей болиголова и вьюнка; мимо благотворительного магазина подержанных вещей, где он обычно покупал одежду; через улицу с гудящими машинами; через небольшой лесок, где он когда-то выгуливал пса, на дорогу, идущую по краю школьной игровой площадки. Обут он был в кроссовки, как для удобства, так и для незаметности, и в хорошую погоду присаживался на стену минут на двадцать – посмотреть на играющих детей, а потом шел обратно через лес в кафе Дэра, к привычному чаю с тостами.
Был конец октября, солнечный день, и воздух был приправлен сладковатым дымком, словно от палых листьев. Прекрасный день, каких так мало перепадает английской осени, - нагретый солнцем, словно абрикос, опутанный ежевикой, хрустящий, будто кукурузные хлопья под ногами. Здесь, у игровой площадки, было тихо; сложенная из камней стена у края леса отмечала границу, за которой трава была еще свежа, как летом, пестрела маргаритками и по небольшому уклону спускалась к квадратному кирпичному зданию, мягко светившемуся на солнце. Без пяти одиннадцать. Через пять минут, сказал он себе, перемена, и дети вылетят из четырех школьных дверей, как фейерверк – красные, синие, неоново-зеленые; волосы летят по ветру, гольфы наполовину спущены, пронзительные голоса, как воздушные змеи, взмывают в мягкий золотой воздух. Перемена – двадцать минут; двадцать минут свободы от правил и конструкций; двадцать минут драк и разбитых носов; потерянных и выменянных сокровищ; героев, негодяев, мятежного шепота на ухо; блаженства - вопящего, пестрого, с шершавыми коленками. Мистер Мидоуз когда-то сам был учителем. Тридцать лет в классах, в запахах мела, капусты, скошенной травы, носков, воска для натирки полов, жизни. Конечно, в 2023 году никаких учителей больше нет – ведь компьютеры гораздо безопаснее и эффективнее, – но школа все-таки выглядела такой знакомой, такой настоящей в мягком октябрьском свете, что почти удавалось забыть про ограду из железной сетки, которая высилась над низенькой каменной стенкой, полностью окружив игровую площадку, про значок молнии – ограда под током – и про табличку с предостережением: «Школа! Взрослые допускаются только в сопровождении служащих!». Но мистер Мидоуз вспоминал свои кабинеты: покрытые шрамами деревянные полы в фиолетовых кляксах, истертые насмерть поколениями детских ног; коридоры, мягкие от пыли, налетевшей со школьных досок; хрупкие стопки книг; парты, расписанные подрывными лозунгами; мятые тетрадные листки, конфискованные сигареты, списанные домашние задания, таинственные записки и прочие забытые улики потерянной, давнишней благодати. Конечно, теперь все не так. Теперь у каждого ученика свой компьютер на пластиковом столе, с голосовым управлением и электронным пером, и компьютерно-анимированный наставник с безвозрастным, умным лицом (прототип, выбранный из тысяч вариантов сотрудниками Центра возрастной политики, должен внушать ученикам доверие и уважение). Все уроки проводит компьютер – даже лабораторные работы проходят виртуально. В стародавние варварские времена дети могли обвариться паром на плохо организованных уроках кулинарии; обжечься кислотой на химии; поломать руки и ноги на физкультуре; ободрать коленки на бетонированных игровых площадках; а живые учителя безжалостно мучили детей и всячески издевались над ними. Теперь все дети в безопасности. До такой степени в безопасности, что их стало почти не видно. И все же, подумал мистер Мидоуз, они не слишком отличаются от детей его времени. И шумят так же. Что же изменилось? Мистер Мидоуз так глубоко задумался, что не услышал ни подъезжающего фургона охраны, ни зазвучавшего вдруг сигнала тревоги: «Дети! Опасность! Дети!». Лишь когда фургон остановился прямо перед ним, вращая мигалкой, он увидел его, вздрогнул и очнулся. - Стой! Ни с места! – сказал металлический голос из машины. Мистер Мидоуз так быстро вытащил руки из карманов, что выронил пакетик с карамельками, и пестрые конфеты рассыпались по дороге. За железной сеткой дети тихо выходили из школы по двое и по трое, одни – сгорбившись над электронными игрушками, другие – с любопытством поглядывая на машину охраны со светящейся мигалкой и очень старого старика в потертой фетровой шляпе, с поднятыми руками и вывернутыми наружу ладонями, похожего на актера из старого фильма, где все черно-белое, где всадники грабят дилижансы и марсиане крадутся по пустыням, вооруженные лучами смерти. - Имя? – резко спросила машина. Мистер Мидоуз назвался, не забывая держать руки на виду. - Род занятий? - Я… учитель, - признался мистер Мидоуз. Из машины послышалось жужжание. - Без определенных занятий, - сказал металлический голос. – Семейное положение? - Э… я не женат, - ответил мистер Мидоуз. – У меня была собака, но… - Не женат, - произнесла машина. Хотя речь робота была совершенно лишена интонаций, мистеру Мидоузу послышалось неодобрение. – Объясните пожалуйста, мистер Мидоуз, с какой целью вы праздно шатались на территории, отмеченной хорошо видными запрещающими знаками? - Я просто гулял, - ответил он. - Гуляли. - Я люблю гулять, - объяснил мистер Мидоуз. – Люблю смотреть, как дети играют. - Часто вы этим занимаетесь? – спросила машина. – Гуляете и смотрите? - Каждый день, - ответил он. – Уже пятнадцать лет. Воцарилось долгое, шипящее молчание. - А известно ли вам, мистер Мидоуз, что личный контакт (в том числе физический, аудиовизуальный, виртуальный или электронный) между ребенком или молодой особой (то есть любым гражданином, не достигшим шестнадцати лет) и безнадзорным взрослым строго запрещен статьей 9 Закона о возрастной политике от 2008 года? - Я люблю слушать детские голоса, - ответил мистер Мидоуз. – Я словно сам молодею. Машина молчала, но в ее молчании почему-то было еще больше осуждения, чем в монотонном голосе. Мистер Мидоуз вспомнил про слухи (из стародавних времен, прежде чем все эти вещи настолько вошли в привычку, что их просто перестали замечать), что охранные машины управляются удаленно, центральным компьютером – ни одного человека не задействовано. - Но я же ничего плохого не делаю, - растерянно сказал он. – Любому приятно посмотреть на играющих детей… Из машины раздался новый звук, и открылась дверь, обнажив металлическое нутро. - В машину, пожалуйста, - скомандовал механический голос. - Но я ничего такого не сделал! - В машину, пожалуйста, - повторил голос. Мистер Мидоуз поколебался, потом залез внутрь. Кузов представлял собой небольшой, темный железный ящик с крохотным окошком из армированного стекла, скамейкой посередине и решеткой в глубине - для защиты компьютерной системы. - Если бы у вас был свой ребенок… - сказал голос, и мистер Мидоуз понял, что на водительском месте, по ту сторону решетки, все-таки живой человек; человек с микрофоном и электронной записной книжкой; он поглядел на мистера Мидоуза с отвращением и тайной жалостью, а потом опять отвернулся к приборной доске. Дверь бесшумно захлопнулась. Машина покатила по дороге, через решетку просачивались золотые веснушки света, и человек на водительском месте не оборачивался, даже когда мистер Мидоуз обращался к нему. - Куда мы едем? – спросил наконец мистер Мидоуз. - В Психиатрический центр по исследованию возрастной и психосексуальной дезадаптации. Они проехали по дороге, через лесок; пересекли главную улицу, где полтора года назад его пес попал под машину; по улицам с рядами одинаковых домов – среди них и его собственный дом – и аллеями одинаковых деревьев. Они выехали из города по широкому шоссе с разноцветными щитами реклам, за которыми время от времени виднелись знакомые, все поглощающие пустыри с бетонными руинами. Спустя несколько минут они ехали вдоль ряда допотопных зданий. Церковь – ныне закрытая, как и все остальное, из соображений безопасности. Старинный кинотеатр с плоским экраном. Пара книжных лавок. Остатки парка с качелями и эстрадой; а в самом конце – большое, все еще красивое каменное здание, острые грани смягчены копотью; поблекшая вывеска гласит: «Частная школа св.Освальда для мальчиков: 1890-2008». - Вот она, моя школа, - сказал мистер Мидоуз. Никто не ответил. Машина мчалась все дальше.
Купить книгу "Чай с птицами"